Она, опустив голову, наливала воду в ведро. Злилась, ругала и оправдывала себя: «Я-то при чем? Вон их сколько остается… Да мы, может, еще и сами-то отсюда не выберемся…»
— Сестра… — прошептал раненый. — Сестренка…
Голос у него был слабый, как у больного ребенка. И сам он был беспомощен и беззащитен, как ребенок. У Нины защемило сердце: «Убьют ведь его фрицы… Прикончат… Зачем он им, безногий-то?..»
— Сестреночка…
Ей вдруг стало невыносимо жаль его по-бабьи, по-матерински, как собственного сына, которого у нее еще не было и, возможно, никогда не будет. «Взять разве? А куда? И так один у другого на голове… В угол куда-нибудь посажу… Возьму! Возьму его!»
— Ну! — бросила она сердито. — Чего у тебя? Сам-то можешь идти?
— Не могу…
Нина выплеснула из ведра воду: — На, держи! — сунула ему ведро. Подняла раненого и на руках потащила к вагону. Он обнял ее за шею и улыбался благодарно и виновато. А она все больше жалела его и дивилась своей жалости: «Что это такое со мной? Вроде, ни одного раньше так не жалела. Молод уж больно. И слаб. А я — вон какая здоровая!»
— Как зовут-то тебя? — спросила Нина, устраивая парня на полу в проходе.
— Коля, — сказал он. — Коля Сидоров.
И ответ его тоже растрогал: «Не Николаем назвался, а Колей».
Она принялась размещать, устраивать поудобнее других своих раненых. Те просили пить, есть, жаловались на духоту, требовали сменить повязку.
— Сестра! Врача давай! Не могу больше!
— Кормить когда будешь, сестра?
— «Утку», сестра!
Она отвечала, что врач скоро придет, что накормит всех в пути, тащила «утку». За едой идти сейчас нельзя было: эшелон вот-вот мог тронуться.
— Ну, как ты? — склонилась она над Колей, пробегая мимо.
— Поесть бы… — прошептал он. — Хоть бы кусочек…
Нина не выдержала, схватила ведра, выскочила из вагона и помчалась в голову состава, где находилась кухня. Она получила ведро каши, полдюжины буханок черного хлеба и впробеги пустилась обратно.
Эшелон тронулся. Паровоз взял с места рывком и стал набирать ход. Она поняла: к себе не успеет. Сунула ведра на подножку первого поравнявшегося с ней вагона, вскочила сама. Теперь все в порядке!
Она хотела войти в вагон, но сколько ни нажимала на ручку, ни напирала плечом на дверь, дверь не открывалась. «Чего закрылись?» Нина принялась колотить кулаком по железной стенке.
— Откройте! Откройте!
Гремя на стрелках, на стыках рельсов, рывками убыстряя бег, раскачиваясь из стороны в сторону, поезд стремительно вырвался из паутины пристанционных путей. Но к нему уже бежали немцы. Нина стояла на подножке, вся побледнев, замерев от страха: «Ой! Да что же теперь? Что будет-то?»
