— Как это «нету»? Перебрались куда?
— Да нет, тут они, только нынче это не два села, а одно. Объединились мы. Из двух сел одно сделали и назвали его Гранит. Большие дела затеял у нас народ. Здорово размахнулись.
— А вон там, в нижнем селе, был один кузнец, Димо звали. Жив он еще?
— Какое там, убили его семнадцать лет назад, в тот самый год, когда в горах выпал крупный град и Поройница снесла все мосты. Передрались тогда между собой села — наше и Слепче. Нашими верховодил Хаджи Драган, а нижними — кузнец Димо. Что крови пролито было! Схватились они в Гырмидольском овраге. Вы мимо него не проезжали? Там лес — дубы да кизил. И кизил белый и крупный, что твой орех. Знатную ракию у нас варят из того кизила. Вот из-за этого-то леса, которым раньше владел один турецкий бей, и шел с незапамятных времен промеж двумя селами спор. Наш, значит, Хаджи Драган, все таскал слепчан по судам, что ни день приводил адвокатов да лжесвидетелей выставлял. Он червонцами воевал — у него их много было, а кузнец Димо — тот ножи точил да рычал, ровно лютый зверь. И вот как-то в праздник, нализавшись вдосталь кизиловой ракии, слепчане похватали в Димовой кузнице топоры, ножи, ятаганы и кинулись рубить спорный лес. Тут и наши взъярились. Бросились за оружием, похватали, какое кому под руку попалось. Да как сошлись в Гырмидоле, как ударили друг на друга! Четверых на месте прикончили. И первым уложили Димо. Сын Хаджи Драгана всадил ему кинжал в спину, вот оно как. Отсидел за это семь лет в тюрьме, потом выпустили. Такие, братцы, дела!
Гость умолк и присел на корточках у костра. Гончары степенно счищали с картофелин кожуру и обмакивали их в деревянные солонки.
— А с сынишкой Димовым что стало? — спросил дед Рою.
— Да разве вы ничего о нем не слыхали? Сын кузнеца Димо покоится под большим памятником, который выстроили у каменного моста через Поройницу. Как же это вы, по всему свету ездите, а об нем ничего, выходит, не слышали? Чудно! Ведь сын кузнеца-то и объединил оба наших села. С той поры, как пролилась кровь, народ тут словно озверел. По ночам парни из одного села переправлялись через Поройницу, поджигали у соседей копны на гумне да сараи, девушкам ворота дегтем мазали. Ох и люди же… Над Куршуменым родником было три грушевых дерева. Хорошие на них груши росли! А слепчане взяли да и срубили их, так просто, на зло. Ну, наши в отместку запрудили весной Поройницу, отвели воду и пустили ее на Слепче. Чуть всех там не потопили. После смерти Димо целых три года на дверях его кузницы замок висел, но потом Ристо, сынок его, заступил на отцово место. Этот нравом весь в мать пошел — улыбчивый да стыдливый, ровно девушка. Кинжалы да ятаганы он из отцовской кузни повыбрасывал и принялся ковать серпы да мотыги. Дальше — больше, стал он браться за работу и потоньше: браслеты для девчат мастерил, перстни обручальные, да и в часах толк знал. Никто сроду от него худого слова не слышал. Мухи, как говорится, не обидит. По ночам книжки читал. Вот потому-то все мы только диву дались, когда узнали, что в горы, в буковые леса, ушла дружина — восемьдесят три юнака, половина парней из нашего села, половина из Слепче. И кто б вы думали их повел? Ристо — сын Димо. Партизанская кличка его была — Гранит. Впервые за долгие годы пошли вместе молодые ребята из двух враждующих сел — объединило их его знамя. Душители народа сгубили его молодую жизнь где-то близ Клисурского монастыря. И кузницу сожгли. Когда наши привезли его останки — оба села от мала до велика собрались на похороны. Тогда-то и порешили мы, и клятву дали на его могиле — вовек боле не враждовать, объединить оба села в одно и наречь это село Гранитом. А по весне построили мост, что связывает оба села, и памятник поставили. Такие-то дела, братцы!
