Уже подходя к лагерю, он внезапно осознал, что лошадь, которую он ведет за собой, которая так уютно дышит сейчас ему в правое ухо, серого цвета, цвета чьей-то смерти. Он остановился в предчувствии надвигающейся беды, задумался. Так, задумавшись, он и вышел на поляну. У потухающих костров викинги обступили лежащее на траве тело, а рядом, прислонив к колену рукоять топора, берсерк Эйрик Бесстрашный примерял на руку знакомый золотой браслет и широко улыбался.
— Берсерк с Гунявым повздорили из-за рубашки гарда, — бросил мимоходом Льот Секира, — это была честная схватка…
Дел я знаю девять:
Добрый висописец,
Лих в игре тавлейной,
Лыжник я и книжник.
Лук, весло и славный
Склад мне рун подвластны.
Я искусен в ковке,
Как и в гуде гусель.
Рёнгвальд Кали
— Все в порядке, — сказал Гуннар, — Кале остался с носом! — Он смотрел, как на лице Ольги оживает недоверчивая улыбка, и сам улыбался ей широко и одобряюще. — Кале привел воинов к тому месту, где должно быть капище, и не нашел там даже прошлогодней шишки. Ох как он теперь зол, Хельга, как зол! Как он измордовал Вельси, когда тот подвернулся сдуру ему под руку! А сейчас сидит и думает. Скоро снова будет созывать совет!
— А ты уверен, что он не пойдет теперь на деревню? — спросила Ольга с наивной деловитостью в голосе.
— Еще как пойдет! — рассмеялся скальд. — Теперь ему или к вам в деревню, или восвояси. Третьего выхода у него нет.
Улыбка девушки умерла, едва родившись.
— Как в деревню?!
— Обыкновенно! Только ведь он на дорогу теперь не сунется, не захочет вашим глаза мозолить. А вдоль дороги, лесом, через буреломы да чащобу, — путь нескорый. За это время можно так подготовиться!.. Или в леса сбежать всей деревней. В общем, считай, Хельга, что волю Чужих Богов мы с тобой выполнили!
Гуннар сел с видом смертельно уставшего, но довольного человека.
Сейчас он напоминал Ольге отца, каким она помнила его с детства, еще до его болезни. Отец приходил с завода поздно, когда Ольга лежала в постели, и еще с порога говорил матери:
— Все, Люська! Пустили мы этот чертов стан! — И рушился в кресло, уставший до дрожи в руках, но довольный. И тогда Ольге разрешалось выскакивать из-под, одеяла, прыгать к отцу на колени и хохотать до упаду. Отец только улыбался ей. А на следующий день его захватывали другие проблемы огромного цеха, и он вновь забывал о семье, приходя домой только для того, чтобы, наскоро поужинав, забыться сном до предрассветного звонка будильника.
