— Но, конечно, сразу видно, что он не джентльмен. Боюсь, милочка Би совершает ужасную ошибку — в сущности, кто он такой, этот Ноэль? Il est parvenu[4]. Ах, кто бы мог подумать?
Впрочем, было видно, что на этот раз на уме у Агаты не сплетни и она действительно хочет поговорить с ним о чем-то важном.
— Генри, — сказала она очень торжественно. — Собственно говоря, я позвала вас… Я хотела попросить вас… Не согласитесь ли вы посмотреть мои рисунки?
«Только этого не хватало», — подумал Генри с досадой. У него уже был печальный опыт — он как-то обучал рисованию молодую даму из высшего света и с тех пор твердо знал, что девушки вроде Беатрис, Агаты или Джин, прося давать им уроки рисования, в глубине души презирают своих учителей, как и всех тех, кто сам зарабатывает себе на жизнь.
Но Агата явно не ожидала услышать в ответ «нет». Она уже взяла с подоконника изящную папку и развязала розовые ленточки.
— Только обещайте, что не станете смеяться, Генри, — кокетливо сказала она, — Я понимаю, что до настоящего художника мне далеко…
Генри мысленно скрипнул зубами, но взял папку.
— Конечно же, мне хотелось рисовать людей, но я слышала, что начинать надо с чего-то не такого трудного. Вот… — Агата перебирала листки со старательно перерисованными вазочками и букетами.-
Но все-таки не удержалась. Представляете э лестная девушка с маленькой птичкой приснилась мне во сне! Ну пожалуйста, Генри, поучите меня рисовать! Я смогла бы тогда отдать свои работы на благотворительную рождественскую выставку… А ведь у вас сейчас сложности с деньгами. Я хорошо заплачу.
«Да, заплатит. И неплохо заплатит. Но… не могу. Мистер Кейси по крайней мере уважает меня…»
— Мисс Вилкинс… Агата… Простите, а вы не пробовали сочинять стихи? — Генри изо всех сил старался оставаться спокойным.
Агата очень удивилась и серьезно задумалась над его вопросом.
— Не-ет, — наконец протянула она. — А почему вы спросили?
— В ваших картинках видна тонкая поэтическая натура… Я подумал, что та, которая нарисовала их, обязательно должна писать стихи. — Художник поднялся. — Боюсь, что мне пора.
— Ах, Генри, вы льстите мне… Как, разве вы уже уходите?
«Нет, — мрачно думал Генри, выходя на улицу. — До такого я еще не дошел. Интересно, от чего зависит человеческая глупость? Боже, какое счастье, что Марианна… мисс Харди не воображает себя живописцем…»
На следующее утро, когда Кэти сошла вниз, в гостиную, миссис Харди встретила ее просьбой, почти мольбой:
