Генри Стерн был молод. Очень молод. Он еще не успел стать «модным» художником, который рисует портреты дам из общества, получает за это немалые деньги и с пренебрежением относится ко всему, включая собственное занятие. Работа над картиной наполняла его душу трепетом, и ему хотелось сделать ее как можно лучше.
Он понимал, что за первый сеанс не создаст практически ничего — девушки наверняка будут чувствовать себя скованно, смущаться и робеть, — поэтому заранее настроился на то, что первый раз будет посвящен знакомству. Кэти и Морин все в студии художника удивляло и интересовало: рисунки и холсты на стенах, мольберт, кресла у стены, наброски иллюстраций для журналов на рабочем столе…
В комнате рядом были приготовлены костюмы для них. Морин надела полотняную рубашку, яркую нижнюю юбку и темно-синюю верхнюю и набросила на плечи толстую вязаную шаль.
— У бабушки был похожий наряд! — восторженно сказала она.
Кэти погладила рукой прохладный зеленовато-серый шелк своего платья. Покрой его был странным, оно походило на средневековые костюмы — облегающее, но с широкими рукавами и длинным шлейфом.
— Очень хорошо, мисс О’Тул! — Генри Стерн любовался ею. — А вот волосы надо будет распустить.
Кэти вынула шпильки, и ее плечи окутал живой рыжевато-золотистый плащ.
— Да, это именно то, что надо. Может быть, попробовать еще обруч на голову? — вслух раздумывал художник. — Хотя нет, будет чересчур определенно, ведь нам нужна не принцесса, а фея…
В тот день Генри в основном делал наброски, улавливая и пытаясь запечатлеть их позы и выражения лиц. Вот Морин, опустившись на колени, что-то ищет в траве, вот Кэти делает шаг вперед и медленно поворачивает голову, вот Морин замечает ее…
Сложности начались сразу. Особенно много хлопот доставляло выражение лица крестьянки: Морин изо всех сил пыталась изобразить благоговейное изумление и восторг, но вызвать их по заказу не могла, несмотря на все усилия.
С Кэти было проще: хотя она улыбалась его шуткам или в ответ на какие-нибудь реплики Морин, в ее лице была та затаенная грусть, которая ему требовалась.
Время пролетело незаметно. Нельзя сказать, что Генри успел сделать очень многое, но девушки привыкли к мысли, что с них пишут картину, и поняли, что в профессии натурщиц нет ничего страшного, — что, по мнению художника, уже было достижением.
Кроме того, вдвоем они смущались гораздо меньше. «А с выражением лица крестьянки придется что-нибудь придумать…» — размышлял Генри, закрывая дверь за своими натурщицами.
