— И не сердись на меня, Торгай, — почтительно сказал Мунгат. — Ослушаться киргизов я не могу.
— Зачем ты, желающий добра своему роду, увел нас от Красного Яра? Мы были под надежной защитой русских. Или тебе плохо жилось? — произнес Торгай с укоризной.
— Ты же знаешь, нас позвали киргизы. Если бы мы не пошли, они разграбили бы нас, так уже было. Скажи, Торгай, что лучше.
— Следом за плохим пойдешь, хорошего не найдешь.
Торгай старался теперь не замечать Мунгата. Едет себе, поглядывая на серебряные петли Белого Июса, да слушает своего давнего любимца Маганаха. Три сына были у Торгая, и все погибли в разное время, пали в схватках с монголами. Потом в моровой год духи взяли к себе его жену. Один, как былинка в поле, остался на земле старик. И было бы ему еще хуже, если бы не Маганах с его добрым, отзывчивым сердцем. Они подружились. Торгай учил Маганаха играть на чатхане, петь народные сказания, а тот отвечал старику нежной сыновней привязанностью.
Маганах, щурясь на солнце и подставляя лицо горьковатому теплому ветру, рассказал сейчас о том, как встретился с князьями, как Иренек убил над гнездом его, Маганахова, орла. Пастух радовался, нетерпеливо ерзая в потертом рыжем седле:
— Ой, у меня будет свой конь. Лучший конь в степи!
Торгай прятал грустную улыбку. Он сомневался в щедрости Иренека: так говорят все князья, когда им что-нибудь нужно от простых улусных людей, а потом знатные почему-то напрочь забывают свои слова. И не слишком ли дороги эти птичьи перья, пусть они даже из могучих крыльев самого князя неба?
Зычными криками и свистом подогнав отставших от стада коров, Маганах вновь горячо заговорил о том, что его занимало:
— Я буду первым на скачках. С таким конем можно ехать на пенноструйный Уйбат знакомиться с алтырцами и там присматривать себе невесту.
На просторной ковыльной равнине гуще пошли пологие курганы с красными надмогильными камнями, обросшими седой полынью и чием и похожими издали на вкопанных по пояс богатырей. Неподалеку в ложбине свинцово блеснуло соленое озеро Тус. Кочевой караван направлялся к голому южному берегу озера, а там оставалось перевалить через бугор и внизу откроется большое озеро Билекуль, и на его берегу — облюбованное Мунгатом место нового улусного стойбища.
Табун резвых кобылиц пестрым крошевом рассыпался по степи. Плывя в полынях и шелковой кипени ковыля, он отклонялся к привычным пастбищам. Мунгат послал Маганаха завернуть табун. Маганах на кротком коньке сделал большой круг, чтобы направить кобылиц в нужную сторону, и снова подъехал к Торгаю, заводя песню:
