Бражкин из вежливости взял кусочек хлеба и небольшую картофелину в мундире. Поблагодарил, встал из-за стола и, сославшись на дела, направился к выходу. Родин пошел проводить.
На улице Бражкин не преминул вставить, впрочем, без запала:
– Родин, ты в своем уме? Кто разрешал спиртягу жрать?
– Ну, это ж наркомовские, по капле, – сделав смущенное лицо, проговорил Иван.
– В армии без команды и бздеть нельзя!
– Есть, не бздеть без команды! – вытянулся Родин.
– Учить, что ли, тебя, дурня, что пьяному – первая пуля и первый снаряд.
– Понял, виноват, товарищ капитан.
– Смотри мне…
Бражкин ушел, а Иван вернулся за стол с легкой усмешкой.
– Пронесло? – поинтересовался Сидорский.
Иван неопределенно махнул рукой, а Кирилл заговорщицки предложил:
– Может, еще нальем, он уже не придет?
– Я тебе сейчас налью сам знаешь куда, – ответил Иван беззлобно.
А Татьяна Матвеевна, заметно повеселев, задорно заметила:
– Эх, мужики, ну, не можете радоваться жизни без выпивки!
– Кто бы говорил, – пробурчал Кирилл.
Она встала, подошла к деревянному сундуку, достала завернутую в холстину гармонь и положила ее на стол.
– Это «ливенка», – сказала хозяйка, погладив гармонь, как живое существо. – Моему мужу Володе в 1914 году перед отправкой на фронт подарил его отец Афанасий Прокопьевич. Ее можно было купить за 22 рубля, а корова тогда стоила, между прочим, 24 рублика.
Хозяйка растянула мехи, слегка путаясь в клапанах, заиграла простенький мотивчик и запела весело и залихватски:
По селу тропинкой кривенькой
В летний вечер голубой
Рекрута ходили с ливенкой
Разухабистой гурьбой…
…По селу тропинкой кривенькой,
Ободравшись о пеньки,
Рекрута играли в ливенку
Про остатние деньки.
Замолчав, призадумалась.
– Это вроде блатная песня? – спросил Сидорский.
Хозяйка вздохнула и, не глядя на Кирилла, сказала:
– Это, милый человек, Сергей Есенин. Может, слышали, был такой русский поэт.
– Слышали, – за всех ответил Иван. Тонкий томик с поэмой «Анна Снегина» и другими стихами лежал в его командирской сумке. Это было московское, достаточно редкое издание. Книжку он никому не показывал, это единственное, что осталось как память о мирной жизни.
«Эта женщина пережила большое горе или испытания судьбы, – подумал Иван. – И совсем не похожа она на деревенских старушек. Каким злым ветром занесло ее сюда…»
– А по виду вы, Татьяна Матвеевна, совсем не деревенская, а городская, – учтиво заметил Родин.
Хозяйка грустно улыбнулась и вдруг попросила:
– Раз вам нельзя, так налейте мне немного!
