— Познакомься с кем-нибудь, — просит отец, — кто перепродает.
— Ладно! Приведу одного, — вспоминаю я про Яшку.
Отец наклоняется ко мне.
— На завод стекло пришло, целый вагон. Обещали ящик.
— У тебя же есть!
— Не ори! Обрадовался! Есть, есть! Упустим случай, фигу с маслом дадут.
— Зачем тебе столько?
— Продадим! Подожди, не корчь морду! Ты думаешь, за десять тысяч ссуды дом настоящий выстроить! Слушай! Перекрытия поставить — деньги нужны? Нужны! Даром, что ли, на тебя будут работать? Черепицу купить! Ты будешь слушать? А штукатурка? А извёстка? А дранка? А паровое отопление?
Его слова прерывает треск — ломается доска, на которой раскачивался Сашка.
— Доигрался!
Отец вскакивает.
Сашка смотрит виновато.
— Сломал — и хорошо! Будет чем сегодня печку топить. — Я хочу поднять обломок доски.
— Но, но! — говорит отец и наступает на обломок. — Больно жирно по нашим временам такими дровами отапливаться. Людям нечем дыру в потолке заделать, а он в печь.
Отец направляется к коробке. Он сильно припадает на костыль: по улице идёт кто-то.
— Гляди, на третьем этаже стул! — вырывается у Вовки радостный крик.
Я смотрю, куда он показывает пальцем, и действительно вижу на балконе плетёный стул. Видно, во время пожара ветер дул в лоб дому, забивая языки пламени внутрь здания. Поэтому и уцелели подоконники, цветочные ящики по краям балконов и стул.
— Была не была! — решаюсь я и бегу по тавровой балке через пропасть. Подо мной метров восемнадцать. Если оступишься, костей не соберешь. Внизу ржавые прутья обвалившихся железобетонных перекрытий.
Балка начинает раскачиваться. Из стены сыплются кирпичи. После пожара раствор, связывающий кладку, часто превращается в труху. Последние метры… И я вбегаю на балкон.
— Ух! — мне даже жарко, я не чувствую веса собственного тела. В риске есть свой смысл. Нервы напряжены до предела, потом наступает расслабление, и ты как-то по особенному остро чувствуешь, что живёшь. Каждой клеткой чувствуешь солнце, воздух.
Теперь наступает очередь Вовки. Ему на завод идти во вторую смену. У нас есть несколько часов.
— Беги быстрее! — кричу я. — Когда медленно идёшь, балка сильнее раскачивается, равновесие труднее держать.
Вовка опускает на балку одну ногу, затем вторую. Стоит несколько минут.
— Всё! — вздыхаю я. — Сразу не решился, всё! Это как на вышке для прыжков.
— Гришка! — кричит Вовка. — Я внизу буду собирать!
И прежде чем я успеваю ответить, Вовкина телогрейка скрывается в пролётах лестничной клетки.
