Но не только частная жизнь или течение мысли, меланхолическое от мрачных ожиданий относительно будущего, располагают к фантазиям среди дня или ночным призракам; состояния сильной тревоги или возбужденного напряжения одинаково благоприятны для объяснения сообщений о сверхъестественном. Ожидание битвы, исход которой неясен, при всех сомнениях и неопределенности этого исхода, и уверенность, что он будет связан с твоей собственной судьбой и судьбой родины, были достаточно мощными стимулами, чтобы вызвать перед встревоженным оком Брута призрак его убитого друга Цезаря[14]. Он считал, что его смерть, вероятно, менее оправданна, чем это казалось в мартовские иды[15], так как, вместо того чтобы добиться свободы для Рима, это событие только возобновило гражданские войны и, можно сказать, в целом подавило свободу в Риме. Неудивительно, что мужественный дух Марка Брута, окруженного темнотой и одиночеством, вероятно, был расстроен воспоминаниями о доброте и благих делах великой личности, которую он предал смерти, пытаясь исправить зло в своей стране. Убитый им друг и предстал перед его взором, называя себя злым гением и пообещав ему встретиться снова у Филипп[16]. Намерения самого Брута и его знание военного искусства убедили его, что решение вопроса о гражданской войне должно произойти около этого места или непосредственно на нем, и он позволил себе, чтобы его собственное воображение дополнило эту часть разговором с призраком. Здесь не было больше ничего, что можно было бы принять за настоящий сон или мечты при пробуждении, из чего обычно и состоят сновидения. Упоминаемый нами Брут, хорошо знакомый с воззрениями платоников[17], должен был иметь склонность без сомнений решить, что он видел настоящий призрак, и он не собирался тщательно анализировать видение, в котором можно было легко разобраться; естественно также думать, что хотя никто не видел призрака, кроме него самого, его современники вряд ли стремились проверять свидетельства такого выдающегося человека по строгим правилам перекрестного допроса и с привлечением противоположной стороны, что они могли считать применимыми к другому человеку и по менее важному поводу.
Даже в вопросах жизни и смерти и в процессе самой смертельной схватки сильная вера может вызывать те же чудеса, о которых мы упоминали как об имевших место в темноте и одиночестве; и те люди, которые оказывались на границе мира призраков или занимались тем, что отправляли других в эти мрачные места, признавали, что встречали существа, которые их национальная мифология связывала именно с такими ситуациями. В подобные моменты сражения, когда судьба его еще не была решена, в моменты насилия, спешки, столкновения противоборствующих идей древним казалось, что они видели своих богов, Кастора и Поллукса
