Драма приближалась к развязке.
Клавдий был уже на троне; кругом него столы, кругом столов служители, потом Гамлет, Лаерций, со шпагами в руках, далее королева, ее дамы, придворные, а за ними — очарованные зрители.
Потом Гамлет и Лаерций дрались, и Гамлет ранил своего противника.
За этим последовал конец драмы, страшный и торжественный, как вам известно.
Когда занавес опустился, некоторые из зрителей бросились на сцену, и глазам изумленной толпы представили Шекспира, угрюмого и важного даже в минуту торжества своего.
За этим последовало минутное молчание, всякий уединился внутрь самого себя, с благоговением преклонившись перед великим человеком, ему предстоявшим, подобно целому веку славы, подобно целым поколениям гения.
И даже королева Елисавета приветливо поклонилась Шекспиру, как бы желая показать, что все великое стоит наравне с короною.
А вслед за тем, по данному знаку, капитан, вышед из королевской ложи, возвестил поэту, что Елисавета, покровительница знаний, позволяет ему назавтра предстать перед себя.
Как бы счастлив был Шекспир, если б умер в эту минуту! Великая королева, вероятно, сочувствовала ему одна, слеза ее была драгоценнее всех рукоплесканий, важнее удивления целой Англии, дороже имени в потомстве.
На другой день, 14 мая 1595 года, был при дворе приемный день. Посол Франции имел счастие преклонить колена перед королевою в присутствии всего рыцарства Англии. Как бесконечное эхо, неслися отвсюду клики: «Да здравствует Елисавета!» Виндзор был весь радость, весь восторг; одна только королева, предмет всех этих почестей, не сгладила морщин под короною. Сердце ее не билось более под бархатом и драгоценностями.
Она умерла для лести.
— Виллиам Шекспир! — громко провозгласил герольд.
— Виллиам! — невольно повторила королева.
Легкое волнение изменило черты ее лица, она почти покраснела от стыда, произнеся с участием имя вассала.
Герольд отворил одну половинку двери в тронную залу, Шекспир готов был войти.
— Обе половинки дверей, сир Ельдворт, обе половинки! — закричала Елисавета. Потом прибавила гораздо покойнее: — Это непостижимо! Думают, что я, покровительница искусств в Англии, потерплю, чтобы благородство происхождения первенствовало над гением, чтоб обе половинки дверей дворца моего отворялись лорду и одна — человеку вдохновенному!.. Ежели б благородство было также не наследственно, как и гений, кто бы из вас, господа, наравне с Шекспиром мог назваться благородным?
