Приключение Шекспира - Жан-Поль Рихтер

1593.

Театр Черных Братьев в Лондоне, за минуту оглашавшийся восторженными кликами тысячей, рукоплескавших бессмертному творению великого Шекспира, был уже пуст; нескольких мгновений было достаточно для перехода в мир действительный; сцена утратила свое очарование, поэт — мечтательный мир свой.

Сожженный пламенем восторга, лучезарный славою, спустился Виллиам с своего эмпирея на землю человеков. Несколько молодых лордов увели его с собою в кофейную. Безумные! Они не понимали, что душа поэта, после окончания творения своего, имела нужду в тишине и уединении.

Жалко было смотреть на бедного Шекспира, великого человека, удостоившегося чести упиваться в кругу благородное черни с древними гербами, с каким-нибудь лордом Рочестером, развратником и картежным игроком, с каким-нибудь Ормондом, Мурреем и другими презренными отраслями лучших фамилии Англии.

Он мешал свою мрачную веселость с буйною и нетрезвою веселостию ночных сотоварищей своих, как будто бы бремя торжества слишком было для него тягостно, но по судорожным движениям лица, по нависшим бровям можно было заметить, как презрительны и ненавистны казались ему шумные клики одобрений, которыми платили дань его остроумным выходкам.

Пресыщенные вином, утомленные бесстыдными речами, одни растянулись на дубовых столах кофейной, другие на полу среди разбитых бутылок; только один из них, не участвуя в отвратительном сне этом, сидел у открытого окна, погруженный в думу.

С глазами, устремленными к небу, в каком-то восторге, после торжества и этой оргии, Шекспир был очарователен невыразимо. Его мрачное лице, в половину освещенное лучами луны, выражало совершенно эту поэзию, им созданную, этот дивный мир, совместивший в одной мысли целые века, целую вселенную, на пространстве 60 квадратных футов. Может быть, усы, черный бархатный берет, осененный перьями, темное платье и брыжи со складками — отличительные признаки этой эпохи ничтожества — придавали бледному лицу Виллиама выражение, не обыкновенное в наше время… Или, наконец, это было одною из тех случайностей, которые ставят высокое наряду с безобразием, Шекспира в эту ночь — между пьяниц.

Как бы то ни было, только он был дивно хорош собою.

Вскоре размышление его было нарушено: вошедший паж подал ему записку. Виллиам прочел ее, перечел снова и, со всеми признаками чрезвычайного удивления, вышел из кофейной.

Юноша последовал за ним и, во все время их переезда, ни слова не отвечал на его продолжительные вопросы. Наконец в нескольких милях от Лондона, они слезли с лошадей у калитки сада, который Шекспиру показался Виндзорским.