Его не видели в городе Святой могилы - Мазар-и-Шерифе, хоть базары его многолюдны, а народу там - точно пчел в улье. Вошел он в город незаметно, хоть Мазар-и-Шериф окружен стеной в четыре гяза* высотой и входы и выходы охраняют вооруженные люди.
_______________
* Г я з - аршин.
Дервиш сидел в тени купола старого мазара Равза Али, и его не видели. Он, несомненно, выходил через Дейадийские ворота, и, хоть на площади перед домом сардара по случаю военных действий против басмачей Ибрагим-бека кишели военные и полицейские, его тоже не видели. Дервиш пил воду из арыка Нахр Шах, прорезающего город с запада на восток и никто его не видел. Господин сардар кусал потом локти от ярости.
Да, после встречи на холме с всадником, не любившим собачьего лая, дервиш вел себя осторожно. Нельзя пренебрегать и малой опасностью. И богатырь, случается, падает, наступив на дынную корку. Дервиш уподобился не ящерице, не змее, а ночной птице байкуш. В темноте он просил именем бога живого хлеба и воды, но оставался сам невидим. И лишь деревянную чашку его или тыквенную бутыль видели глаза людей. Любопытных останавливало тихое: "Проказа!"
Когда впоследствии вспоминали его, а имя его гремело, многие удивлялись. Вся предгорная страна содрогалась в те дни от ударов копыт конницы. Бежавший из советских пределов курбаши Утанбек воевал с узбеками родов тугул и мугул за отказ напасть на пограничные аулы Туркмении. Ибрагим-бек только что ограбил кочевья афганцев и с четырьмя тысячами отбитых овец ушел в Ханабад. Туркменские вожди Мулла Чары, Илья Уста, Таш Берды-оглы торговались с узбекскими курбаши из-за патронов. Белуджский хан Керим скакал со своим всадником взад и вперед то в лагерь Ишик-хана, сына старика Джунаида, то на Мургаб, то на Герируд. Обычно безлюдная степь шумела и кишела, как Гератский базар. Кого-то грабили, кто-то стрелял. Власти с ног сбились. Ловили и убивали каждого подозрительного.
А дервиш шагал и шагал. И никто его не видел.
Проказы на Востоке боятся больше тигра, больше смерти и даже больше шахского фарраша - полицейского. Когда кладут мертвеца в могилу, ему говорят "Поздравляю!", ибо как ни мрачна, ни тесна она, но в ней человек находит вечное успокоение от забот. А прокаженный не находит отдыха от мучений ни в сей жизни, ни в могиле.
- Раскрой глаза от сна беспечности! - бормотал у чуть приоткрытой двери дервиш, принимая скудное подаяние, и уходил.
Он шагал и шагал, пока... пока однажды голос из каменной хижины в темноте не сказал:
