— Ну и девка! Т а к о й здесь еще не бывало! — приглушенным баском бормочет Прокоп.
Агнешка же, не расслышав, улыбается ему:
— Все благодаря вашему зеркальцу. Оно меня вовремя предостерегло.
— Гляжу и глазам не верю. — Кузнец бросает работу, встает напротив Агнешки, потирает ладони, сгибает в локте руку с растопыренными пальцами: — А ну, попробуем, к т о с и л ь н е е.
— Продолжение следует, — колеблется Агнешка. — Может, как-нибудь в другой раз. Например, в вашем клубе.
— Нет. Давай сейчас.
Тогда Агнешка становится в такую же позицию и делает вид, что замахивается. Когда же кузнец собирается всей тяжестью тела и силой руки навалиться на ее ладонь, Агнешка неожиданно уклоняется. Кузнец закачался, сделал по инерции несколько мелких шажков и, пытаясь вытянутыми руками найти опору, столкнулся с Бобочкой.
— Святой дух! — вопит старуха. — Вот бесстыдники!
— Заткнись! — цыкает на нее кузнец. И, еще не успев перевести дух, поворачивается к Агнешке: — Кто вас научил таким… штукам?
— Один солдат, нездешний. Хотите — я и вас научу.
— Мы и сами кое-что умеем, можем показать, — вступается Пащук за посрамленного сына.
— Как же, покажете вы ей, покажете… — визжит Бобочка. Старуха задета за живое, уязвлена. Размахивая клюкой, она тащит к двери замершую от восхищения Улю.
— Пани Бобочка, — останавливает ее Агнешка, — у меня и к вам есть дело. Подождите.
И обращается ко всем:
— Может быть, теперь мы поговорим о детях? — И спрашивает Пащука: — У вас есть дети?
— Одного вы уже научили уму-разуму, — неохотно отвечает Пащук, показывая на Юра. — Старшая дочь на выданье. Есть еще одна, маленькая, учили ее чему-то там, в Хробжицах.
— В каком она классе?
— Кабы я знал… — задумывается Пащук. — Герард, у тебя память получше, в каком Геня была классе?
Кузнец, нахмурившись, глубоко задумывается.
— Она вместе с моими ходила, пока они не потонули. Нет, не помню.
— Может, вы мне про другое расскажете, — настаивает Агнешка. — Почему дети перестали ходить в Хробжицы?
Кузнец молчит. Из темного угла отзывается Юзек Оконь:
— Это мы не захотели. Мы сами.
— Что случилось с паромом?
Тягостное, испуганное молчание решительно нарушает бас Прокопа:
— Несчастье. Не стоит вспоминать.
— Мне бы хотелось поговорить с паромщиком. Где его найти?
Снова тишина, и вдруг Улин голос:
— Он был из Хробжиц. И после этого умер в больнице.
— После чего?
Бобочка впивается костлявыми пальцами в Улино плечо. Молчание.
— А я знаю! — хвастливо восклицает Марьянек. — Наши его так отлупили, что он взял и умер.
