— Да ничего, мы на вас, Валентин Иваныч, надеемся, — неуверенно подала голос хозяйка. Пить и есть она не стала и сидела молча, время от времени поддакивая. — Отец-то уж вот как вас уважает!
— А что, мы с ним находим общий язык! Семья у вас, я полагаю, хорошая, деловая, у меня родня тоже крепкая, отец — пенсионер, брат — начальник цеха, сестра — ткачиха. Рабочая династия — основа основ, фундамент. Я с Юлькой припеваючи буду жить!
Валька уже выпил две стопки и наливал третью. Широкий нос его стал ярко-розовым, вспотел, разбух.
— Вернее, припиваючи вы будете жить, — с усмешкой заметил Сергей. — При-пи-ваючи.
Вальке это понравилось. Он захохотал. Тихонько засмеялась и Авдотья Емельяновна.
— Молодец! — Валька хлопнул Сергея по плечу. — По-нашему жизнь понимаешь, по-нашему! Я полагаю, мы найдем общий язык. Выпей водочки. Со знакомством!
— Нет, — сказал Сергей, — я выйду.
— Головокружение? Ну, освежись, освежись. Авдотья Емельяновна! За родственные связи! За нашу будущую жизнь!
Сергей вышел на крыльцо. Вслед за ним выскользнула и Юлька.
— Ну, как женишок? — тихо спросила она.
— Что, Андрей Васильич заставляет?..
— Он неволит, — вздохнула Юлька.
— Понимаю…
— Иде-ет! — выдавила Юлька.
К калитке подходил согнувшийся под тяжестью рюкзака, улыбающийся дядя Андрей.
— Отцы родные, Серега, а я думал, ты пообещал только!..
Было десять часов вечера, а на улице еще не стемнело. Сергей лежал на сеновале затылком на ладонях и видел в распахнутую дверцу розовый, с отблеском зари, купол монастырской церкви. От запаха свежего сена у Сергея кружилась голова. Он дышал и не мог надышаться. Но такое уже было в жизни Сергея, он опять возвращался в прошлое. Восемнадцатилетним парнем он вот так же лежал на этом сеновале, и тоже так пахло сено, и купол церкви был таким же розовым.
«Боже мой, ведь ничего не проходит, ничего не исчезает на земле! — подумал Сергей. — Не исчезает плохое, вернее, исчезает, да медленно, но не исчезает и прекрасное! Оно вечно, и поэтому так хороша человеческая жизнь, и даже не очень обидно, что она так коротка!»
Восемнадцатилетним парнем Сергей не думал об этом. Тогда на уме было совсем другое, мальчишеское, глупое. Теперь прошлое возвращалось обогащенным, и все-все, даже сухая травинка возле носа, было вдвойне дороже. А еще лет через пятнадцать ценность этих медлительных, неповторимых минут опять возрастет, и, может быть, Сергей увидит и поймет тогда самое главное и заветное…
«Самое главное и заветное, — подумал Сергей. — Как его постичь, как опознать?»
