В последнем письме с фронта отец писал ему: «Ходи прямо, Сергей! Главное в жизни — ходить прямо, во весь рост! Человек не так давно встал на ноги, его сгибает к земле. Иные люди до сих пор бегают на четвереньках, только не всем это бросается в глаза. Всегда ходить прямо не так легко, Сергей, вот почему надо всегда, каждый день, стремиться ходить прямо!»
В этом, может, самое главное и заветное?
И в этом, конечно. Но и в Юлькином смехе, и в розовом отблеске зари на церковном куполе, и в травинке возле лица — тоже, тоже и тоже.
«В принципе я поступил правильно и честно, не согнулся, — подумал Сергей. — По-другому не мог. И надо считать себя до конца правым, хотя справедливость и не восторжествовала».
Да, проект, который отказался подписать Сергей, вероятно, все-таки утвердят, головной образец машины будет изготовлен. Главный инженер, автор проекта, своего добился. Но настоял на своем и Сергей Сонков. Он сказал: «Категорически возражаю ставить свою подпись под конструкцией машины, которая морально устарела еще в чертежах, отказываюсь даже под угрозой увольнения с работы». Директор института после изнурительных переговоров раздраженно предложил: «Подавайте заявление». Сергей через десять минут принес ему заявление, и директор сразу же подписал. Сергей уволился, не сказав об этом даже матери. В тот же день ему позвонил знакомый, директор крупного периферийного завода: «Хоть сейчас напишу приказ о зачислении в штат! Через месяц будет квартира». Но Сергей решил сначала попытать удачи в Москве. Приятель, заместитель директора одного из столичных научно-исследовательских институтов, год назад предлагал работу, обещал устроить перевод. Сергей сказал матери, что получил отпуск…
Конечно, Сергей мог сманеврировать. Главный инженер согласился бы на незначительную доработку.
«Что правда, то правда, — подвел итог Сергей, — на четвереньках бегать лучше».
Ему не хотелось больше думать ни о проекте, который наверняка утвердят, ни о директоре, который, конечно, ценил Сергея. От этих воспоминаний ему стало неловко, словно он в чем-то был виноват. Странное это чувство Сергей испытал еще в вагоне. Тогда тоже в глаза лезли — другого слова и не подберешь — строки последнего письма отца. Но разве он изменил убеждениям, нарушил отцовское завещание? Разве он хоть на минуту стал на четвереньки? Он категорически отказался подписывать проект, доказывал директору, что машина — дрянь, боролся. И в конце концов подал заявление об уходе, иного выхода не было. Правда, инструктор обкома советовал сходить к секретарю обкома и поделиться с ним своими сомнениями. Но у Сергея уже лежал в кармане билет на московский поезд. Он ответил инструктору, что речь идет не о сомнениях. Он сказал, что убежден в своей правоте, и ушел. Да, он был обижен. Это естественно. Он знает себе цену. Недаром слух, что он уволился, разнесся в тот же день. Директор завода, который звонил Сергею, сказал, что понимает мотивы его решения. В общем, Сергей поступил правильно. Наверное, и через пятнадцать лет, возвращаясь в прошлое, он согласится с этим.
