Маняша не верила своим ушам. Вот тебе и на! Хозяин, значит, отыскался. Она его переночевать пустила, посочувствовала погорельцу, а он хозяйничать сразу начал!
— Жить, как ты живешь, Маняха, нельзя, — продолжал дядя Лукьян. — Ну что это за скворешня у тебя стоит? Страм! Ни виду, ни удобств. Пра слово… Не-ет, так теперича люди не живут.
«Жить меня учит, старый бес!»
— Ну вот. Теперя как? Теперь, когда квартиру в городе получают, первым делом куда идут? Не знаешь? То-то и оно. В санузел! Смотрят, совмещенный он или нет.
«Да что же он мелет такое, бесяка бездомный!»
— Наука, Маняха. Наука вперед нас толкает. Семимильными шагами. Но про это потом. Ты вот сначала скажи: гостей к себе можешь пригласить?
«Ах ты, окаянный зверь! Да что же я стою!»
— Можешь. Ну вот. Но неудобно при этом скворешнике. А я кого угодно могу пригласить.
Маняша поискала глазами предмет потяжелее.
— Так вот что я тебе скажу: ты и приглашай. К себе!
Она схватила то, что под руку попалось, — беззубые грабли, и пошла на Санаткина, как с ружьем наперевес.
— А ну-ка, очищай мою территорию! Ну-ка, иди вон!
— Маняха, ты что? Маняха!..
— А то, что слышал!
— Не бей, Маняха! — взмолился Родимушка. — Совесть замучит. Я погорелец, судьбой обиженный.
— Умом ты, дядя Лукьян, обиженный, — Маняша опустила грабли. — Чего распоряжаешься в чужом дворе? Кто тебе такое право давал?
— Да ты что ж так, невеста?.. Ведь говорила вчера, что туалет у тебя ветхий. Смотри, говорила, Лукьян Макарыч, не провались.
— Не провалился?
— Чудом, Маняха, чудом уцелел.
— Ну и слава богу, что жив остался.
— Так ить не велика шишка и не обо мне речь. Ну вот. К тебе сын приехал. Сыно-ок. Какого сына-то вырастила, Маняха! Куда пошел, а! Весь в тебя, от твоего корня. Он-то… это самое… как? Ему каково?
— Лукьян Макарыч, — сказала Маняша, — не смеши людей! И что это у тебя за вид такой? На лбу перо присохло, в волосьях сзади тоже перья. Ты что, кур трепал?
— Где у тебя куры-то? — Санаткин смахнул перо со лба, постучал по лбу пальцем. — Подумай. Перья в сарае одне.
— Не рассыпала я там перьев. Ты мне козу еще испугаешь. У нее молоко пропадет.
— Ничего с твоей козой не станется, — снова повеселел Родимушка.
— Мама! Дядя Лукьян! — донеслось с крыльца.
Сын вышел на крыльцо, босой, в белых трусах, без майки. Большим вырос. Тело у него было коричневое, прокаленное южным солнцем. В плечах широк, в талии узок. Брови черные, волосы на лбу вьются. Красивым вырос меньшой!
— С добрым утречком, сынок!
