К отцу | страница 110

— Доброе утро, мама!

— Чего же так рано, поспал бы.

— Спать? Что ты! Смотри, мама, какая красотища вокруг! — Он сладко зевнул и высоко потянулся, зажмурив глаза. — Эх, жи-и-изнь!..

Сладко, радостно стало и Маняше. Она снова увидела, как высок, строен и красив ее меньшой. Она глядела на сына, и глаза ее застилала радостная слеза. А сын глядел на рябины в огороде, на колодец, на небо, на то поле, откуда летают самолеты в Павловское. И Маняша глазами сына видела рябины, колодец, небо, поле — всю, всю землю вокруг. Она видела все это, слышала, чувствовала.

Жизнь! — говорило ей раннее солнышко.

Жизнь! — шептал ветерок в рябинах.

Жизнь! — доносилось с запахами цветов и трав.

Жизнь, жизнь, жизнь!..

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Когда хоронили Марию Архиповну Витякову, моросил холодный дождь. Народу на кладбище было не очень много. Вокруг рыжей могилы на скользкой земле столпились дети: дочь, три сына с женами, жена четвертого сына — все, кто смог приехать на похороны. Как только стали опускать гроб, женщины зарыдали. Но громче всех плакал навзрыд, падал на колени, бился в мокрой глине и порывался броситься в могилу сосед покойной, Лукьян Макарович Санаткин, по-уличному — Родимушка.

Москва гостей не баловала. В «Южной», где Сергей обычно останавливался, свободных мест не было. Не было их и в «Украине», «Центральной», «Варшаве». Раньше хоть администраторы посылали всех в Останкино, а теперь на вопрос, где можно переночевать, отвечали удивительно однообразно: «Не могу вам сказать». Сергей тревожно задумался. Московские гостиницы он знал наперечет. Но есть ли смысл колесить по огромному городу?..

«Так-то вот, Сергей Сонков, сын Сонкова Василия…»

Сергей вошел в метро, сел в поезд и спохватился только на станции «Комсомольская». Он вспомнил вдруг, что никогда не заходил в высокую гостиницу на Каланчевке, и выскочил из вагона.

В «Ленинградской», конечно, тоже номеров не было.

«Ну его к черту! — рассердился Сергей. — Надо хоть сдать на хранение чемодан…»

Обычно он сразу сдавал вещи на Казанском вокзале. На этот раз, сгоряча позвонив приятелю и узнав, что тот в командировке, невольно пренебрег своим первым московским правилом. Сказывалось волнение, угнетавшее Сергея последние дни. Он страдал от обиды и внезапного одиночества, хотя и понимал, что ничего страшного с ним не случилось. («Жизнь прожить, Сергей Сонков, сын Сонкова Василия, — не поле перейти!»)