Вид у Лизы был смущенный и виноватый, когда она прошмыгнула за свою занавеску. Клавдия Ивановна опять ничего не сказала, но Лиза чувствовала взгляд ее на своей виновато ссутулившейся спине.
Переодеваясь, она сказала из-за занавески фальшивым голосом:
— Хочу в музей сходить с одним знакомым.
Клавдия Ивановна ничего не ответила, и опять Лиза прошмыгнула мимо нее, как обличенная преступница…
Всю дорогу до музея Лиза думала о своей погибшей репутации.
— Я себя чувствую перед всеми виноватой, и что бы обо мне ни говорили…
— Вы принадлежите к числу людей, которые всегда будут виноваты, даже если они не сделали ничего плохого. И ваша жизнь может сложиться очень скверно, если вы не станете разумнее и осторожнее. Там, где у другой ограничится неприятностью, у вас будет катастрофа.
Дмитрий Николаевич прежде не говорил с ней в таком тоне.
Лиза взглянула на него испуганно:
— Что же мне делать?
— Не совершать опрометчивых поступков, быть осторожнее, а уж если не умеете — постарайтесь быть смелей…
— Вы сердитесь на меня?
— Мне не нравится, что вы в такой зависимости от чужих мнений. От какой-то Клавдии Ивановны…
«Все это правда, — думала Лиза, — маленький я человечек».
Она чувствовала робость и шла молча, немного отставая и шмыгая носом от холода. Так дошли они до музея.
В маленьком чистом зальце с крашеным полом было тепло и чуть пахло угаром — должно быть, только что протопили печь, дверца которой выходила в зал. Посетителей не было, и казалось, пришли они спозаранок в частный дом в гости, а хозяева еще не проснулись и не вышли к ним.
Но вот появился из каких-то дверей маленький человек в скомканной кепке и в валенках. Он назвал себя экскурсоводом и пошел вперед, вооружившись палочкой. Откашлявшись, он заговорил:
— Уважаемые товарищи! Вы находитесь в небольшом историческом музее города Абакана, где собраны…
— Не надо, — сказал Дмитрий Николаевич, — мы сами разберемся.
Экскурсовод пожал плечами; нагнувшись к печке, он приоткрыл дверцу и понюхал воздух: «Закрыл с угаром». Скользнул в ту же маленькую дверь, вынес кочергу, совок и, опустившись на колени, принялся выгребать тлеющие угли.
— Вот она, — сказал он с удовлетворением и пронес мимо Лизы и Дмитрия Николаевича дымящуюся головешку. — В снег брошу, а завтра суну обратно, когда буду печь топить. — Он оставил после себя голубой след едкого дыма.
— На все руки, — засмеялся Дмитрий Николаевич.
— Рано закрыл, — бормотал экскурсовод, возвращаясь, — надымила. — Ушел к себе и больше не показывался.
