— Помните, как вы на меня наскочили тогда, в кафе? Я не обиделся. Всякий человек знает себе настоящую цену, и что бы о нем ни говорили…
— Я уже не помню, что я вам тогда сказал. Так, первое, наверное, впечатление. Возможно, меня что-то в вашем поведении задело. Но я не хотел вас обидеть и жалею.
— Пустяки. Вероятно, так происходит всегда, когда встречаются люди разных поколений.
— Вы считаете, что я старомоден?
Леонид засмеялся и заглянул Дмитрию Николаевичу в лицо:
— Правду?
— Ну, конечно…
— По-моему, да.
— В чем же это выражается?
— В ваших картинах. Вы художник той эпохи, которую мы уже похоронили.
«Вот почему сегодня у меня возникли все эти невеселые мысли… Новое поколение предъявляет свои требования, а я их не могу удовлетворить…»
— Работаю, как умею…
— Как вы относитесь к абстракционистам?
— Мне эта школа не внушает интереса. Это не искусство.
— Это мысль. Это искусство, подвергнутое анализу…
— Ну, ну, какой там анализ. Манерность, поза. Настоящее искусство — это простота и правда. Я не видел никогда лиловых деревьев, зеленых лиц или женщин с выдвижными ящиками вместо грудей…
Поярков заговорил о «дальтонизме» поэтов и художников, о том, что талант — уменье видеть вещи в ином освещении, чем видят их все.
— Особенная эмоциональная окраска.
— Пусть ваши абстракционисты заставят меня увидеть то, что видят они, заставят меня поверить, что эти конусы и квадраты — лицо человеческое… Нет во всем этом никакой убедительности, фальшь и поза…
— Это потому, что вы, как все старые люди, консервативны. А вы знаете, что всякие там портреты, пейзажи, характеры, биографии устарели. Вы привыкли к примитивам. Вы повторяетесь, и удивительна, право, ваша убежденность в своей безусловной правоте: «в наше время все было хорошо. Наша точка зрения единственно правильная…» Абстракционизм будит мысль…
— У меня он ничего не будит, — ворчливо сказал Дмитрий Николаевич и переменил тему разговора: — А вы что делаете в Абакане? Ведь вы, кажется, учитесь в Москве?
— Я приехал с намерением жениться.
— Ах, вот как!
Дмитрий Николаевич подобрел и принялся с повышенным интересом расспрашивать Леонида о его матримониальных планах. И он все узнал про Одину Турбаеву, которая будет завоевана.
Расстались они по-приятельски. Прощаясь, Поярков неожиданно предложил:
— Хотите написать портрет секретаря райкома? Я могу вам оказать протекцию — это друг отца Одины…
Дмитрий Николаевич опять почувствовал себя неловко:
— Я уж как-нибудь без вашей протекции… Прощайте.
