В Абакан прибыли на закате. Солнце докатилось до самого края неба и приостановилось на миг, готовое погрузиться в невидимую за чертой леса бездну. Его очертания были отчетливы, багровость неправдоподобна. Волны белого пара, стелющиеся по воздуху, были неровно окрашены в цвет раскаленной меди.
Дмитрий Николаевич созерцал это зрелище равнодушно. Со вчерашнего дня приподнятость, которая не покидала его с начала пути, исчезла. Он проснулся разбитым и апатичным. Все пережитое в дороге — Лиза, рождение ребенка и забавные его соседи — казалось ему сейчас скучным, а его собственное необъяснимое воодушевление и обостренная впечатлительность — смешными.
Ему казалось, что все смотрят на него с усмешечкой, хотя в действительности никто не обращал на него ни малейшего внимания.
Дмитрий Николаевич, кряхтя, умывался и одевался; молча, брезгливо выпятив нижнюю губу и непрерывно раздражаясь от всяких пустяков, собирал вещи.
Когда поезд подошел к станции, тумана уже не было. От солнечного диска на горизонте остался только багровый отблеск. Окружающие предметы были словно вычерчены тушью на недавно выпавшем снегу, а там, где не было снега, угольной ямой чернело неосвещенное пространство. Снег свисал с низких крыш пристанционных построек, светился, чуть розовея и напоминая о новогодних праздниках, а под ногами, истоптанный подошвами, хлюпал по-весеннему.
Дмитрий Николаевич пожалел, что сейчас не лето: здесь сливались реки Абакан и Енисей, а недалеко лежало море-озеро Байкал.
Держа чемоданы на весу, он остановился, отыскивая глазами Арсения, которому послана была телеграмма. И хотя он встречал Арсения уже после войны, он все представлялся ему юношей небольшого роста, женственно изящным. У него была тонкая кожа бледного оттенка, и загар к ней не приставал.
Дмитрий Николаевич поймал себя на том, что ищет среди немногочисленной публики, стоящей на платформе, молодого Арсения, бледного, голубоглазого, тонкого, как мальчик… Такого здесь не было.
Поезд стали переводить на запасные рельсы. Публика расходилась, и вот наконец никого не осталось на платформе. Отсвечивая розовым и голубым, убегали в бесконечность отшлифованные рельсы, и каркали вороны на крыше привокзального буфета.
Из буфета вышел какой-то человек в оленьей шапке, сдвинутой на лоб.
