Благополучно забрав Генку и доведя его до горбольницы, Сергей сдал мальчика на руки Насте, напомнив, чтобы ему обязательно, как было обещано, постучали молоточком по коленке. Получив Генку через полчаса назад, Меренков отвел его домой, а сам вернулся в больницу. Поликлинический прием уже закончился, но посетителей к неинфекционным еще пускали, и под этим предлогом Сергей получил в гардеробе белый халат и успешно просочился внутрь.
Настя, сидя над огромной, как простыня, лекарственной ведомостью, деловито и чуть слышно мурлыча что-то себе под нос, раскладывала по ячейкам таблетки и порошки.
— О, Сережа, ты вернулся! — обрадовалась она. — Зинка говорит, что энцефалограмма получилась, вот она у меня здесь (Настя похлопала по ящику стола), завтра я ее Арону Израилевичу покажу, его сегодня нету.
— Спасибо, Настя, — Сергей подтянул к себе стул, уселся. — Мне с тобой поговорить надо.
— О чем же? — Настя вовсе не была записной кокеткой, но не улыбнуться лишний раз уголками губ было выше ее женских сил.
— Настя, давай подадим заявление в ЗАГС!
Пузырек с таблетками выпал из рук девушки и зазвенел, катясь по плиточному полу.
— Сереженька, ты мне предложение делаешь?
— Я… да… нет… мама просила, чтобы мы подали заявление…
Меренков, сбиваясь, рассказал про идею с туфлями.
Настя долго молчала. Сходила подняла сбежавшую баночку таблеток. Вернулась за свой стол. Подвигала ящиком. Посмотрела на Сергея. Еще раз посмотрела на Сергея. И наконец решилась:
— Видишь ли, Сережа, я очень уважаю твою маму и всегда была бы готова ей помочь… Но не так. Прости, я не смогу…
— Настя, ты против заявления в ЗАГС?
Девушка еще помолчала.
— Я не то чтобы совсем против. Но я против, если ты меня просишь только потому, что твоей маме нужны туфли. А теперь, извини, мне нужно разнести лекарства лежачим. И давай считать, что этого разговора у нас не было. Совсем не было.
Она подхватила поднос с разноцветными кружочками и пакетиками и скрылась за дверью ближайшей палаты. А Сергей, обескураженный, сдирая с себя халат, потащился к выходу.
