Прошедшие лабиринт | страница 98



— Да… — вошедший растерянно огляделся. — А почему здесь?

— Потому, что дело принимает слишком серьезный оборот. Рассказывай, что ты узнал!

— Научно-исследовательский институт экспериментальной биологии. Верещагин Антон Валерьевич, москвич, 46-го года рождения. Учился с Меренковым в университете, только на другом факультете.

— Понятно. Что он знает про парацельсий?

— К сожалению, с ним лично войти в контакт не удалось — улетел на симпозиум в Анапу. Но крыс дал точно он. Три штуки. Все сходится.

Сидевший в кресле грузный мужчина встал и подошел к стоящему в углу столику с клеткой, откинул плюшевую занавеску. Крупная серая крыса-Наблюдатель мгновенно оскалилась и кинулась на стенку. Мужчина несколько секунд пристально смотрел на нее, потом опустил занавеску.

— Меня смущает, что они разные. Маленькая — белая, эта — серая. Лабораторные обычно белые.

— Пусть вас это не смущает. Они там как раз недавно с грызунами работали, там и мыши всякие есть, и прочие твари. Этих трех Верещагин взял из партии, приготовленной для списания, поэтому точных данных нет, но откуда могла бы взяться другая крыса? Вот если бы серой была маленькая, не получавшая парацельсия, то можно было бы подумать…

— Да ясно все это! Значит, разные… А что наш Наблюдатель говорит?

— Наблюдатель? — вошедший удивленно посмотрел на занавешенную клетку. — А, вы имеете в виду Прохорова. Дело в том, что он всех трех крыс не видел. Видел мелкую, ее поймали самой первой, это та, которую мы подменили. И ту, которую задавил автобус, в ней-то он и опознал парацельсика. А вторая успела сбежать до того, как Прохоров вообще понял, в чем дело.

— Ну, хорошо. Когда Верещагин возвращается?

— В воскресенье.

— Вот тогда с ним и поговоришь. Упор следует сделать на…

2

Гусиное перо, уже изрядно потрепанное, в очередной раз брызнуло кляксой. Пришлось его отложить и взяться за пресс-папье, снова посетовав на нелепые правила — ну глупо же в век авторучек и пишущих машинок писать гусиным пером, точно какой-то средневековый монах. Конечно, негоже писать донесение Приору Царства Московского простой шариковой ручкой, тем более что любой школьник, которому довелось ею писать, знает, что эти ручки оставляют сгустки пасты даже чаще, чем гусиное перо — кляксы. Печатать донесение на машинке тоже как-то не очень — здесь же, все-таки, не учреждение какое-то. Но чем, скажите на милость, плох вот этот «Паркер» с золотым пером, купленный в Лондоне за бешеную сумму фунтов стерлингов? Нет, надо было маркизу де-Ла-Порту указать в своем Уставе, что писать следует не просто пером, а именно гусиным.