В начале третьего взъерошенный запыхавшийся Меренков наконец явился, но сначала он укрылся в лаборатории, а потом было заседание кафедры (утверждение графика летней сессии и предстоящих в августе вступительных экзаменов), и только в половине пятого двум заговорщикам удалось уединиться в институтском буфете.
Против ожиданий Прохорова Сергей за прошедшее с прошлого вечера время успел совершенно перемениться. Он, похоже, не только полностью освоился с фактом существования Общества, но и решил, как ему себя вести. Первым его вопросом было:
— Сколько времени ты сможешь меня прикрывать?
— От кого прикрывать? — не понял Прохоров.
— От этого вашего Общества. От парацельсиков.
— Не знаю, — растерялся Прохоров. — Несколько дней, может быть, смогу.
— Несколько дней мало. Надо месяц, как минимум. Сможешь?
— Месяц не смогу. Только, если Общество от тебя совсем отстанет. А зачем тебе этот месяц?
— Меньше не получится. На следующей неделе, не раньше, начну эксперименты с крысами. Пока результаты проявятся, подтвердятся, сделать статистическую обработку, оформить выводы — вот и месяц.
После этого Сергей с ходу перескочил на подробности:
— Как Парацельс с его аппаратурой получил свой парацельсий?
— Как вы его производите?
— Как выглядит парацельсий?
— Содержит ли он кристаллы?
— Какова доза и сколько доз получает Адепт?
— Есть ли летальные последствия или случаи необратимых уродств?
— Влияет ли прием парацельсия на наследственность?
— Знает ли милиция?
Увы, на большинство вопросов Прохоров ответить не мог. Он абсолютно не помнил, в чем состояла процедура получения парацельсия. Еще бы, он так волновался, так надеялся, что с ним-то Преображения не случится… Вроде бы подносили на чайной ложечке, но была ли то таблетка, микстура, пилюля, кашица или хлебец — не помнил. Более или менее уверенно он знал только, что летальных случаев как будто не было, отравлений тоже, он никогда не слышал о наследственных изменениях и единственное, что знал точно — милиция совершенно не в курсе, и военкоматы тоже.
На этом месте их прервали и настойчиво порекомендовали освободить буфет, потому что уже пять часов и все люди как люди, домой идут, и никто не обязан торчать на работе из-за того, что кому-то приспичило языками чесать, а если кому охота и дальше трындеть, то вся улица свободна, и нечего тут рассиживаться.
Меренков взглянул на часы (и вправду уже стукнуло пять) и кинулся к выходу, бросив Прохорову:
— Мне в больницу пора, завтра договорим! А вообще тебе стоит ко мне домой зайти, увидишь кое-что интересное.
