А через полчаса они снова сидели, укрытые папоротниками, на любимой поляне Инги, и Никита рассказывал, как совершенно неожиданно отец Олега предложил ему познакомиться со своим приятелем-геологом, который, возможно, согласится провести у себя в экспедиции столь необходимый производственный эксперимент.
— И тогда вам не придется уезжать отсюда? — спросила Инга с волнением и надеждой.
— Думаю, что да.
— Как это было бы хорошо! — воскликнула она, не скрывая радости. — Скажите, Никита, а как вы оказались возле нашей изгороди вчера вечером?
— Просто захотелось побыть неподалеку от вас.
Лицо Инги вспыхнуло, глаза широко раскрылись:
— Значит, я вам… значит, вы…
Он не дал ей договорить:
— Инга!.. Я давно хотел, чтобы вы знали… Я давно хотел сказать вам… Я люблю вас, Инга. Я только о вас и думаю, только и жду встречи с вами.
— Ой, Никита! — только и смогла выговорить Инга, закрыв лицо ладошками.
Он легонько коснулся губами ее волос:
— А вы? Что же вы молчите, Инга? Как вы относитесь ко мне?
— Разве вы не видите, не чувствуете? Разве это можно выразить словами? Только… — она вдруг отвернулась и всхлипнула. — Только мы никогда не сможем стать больше чем друзьями, — договорила она чуть слышно.
— Как? Почему? — не поверил своим ушам Никита. — Что вы говорите, Инга?!
Он попытался отстранить ее руки от лица. Но она все ниже опускала голову, продолжая плакать, всхлипывая, как обиженный ребенок.
— Да что с вами, Инга? Почему вы плачете? Чем я обидел вас? Или я вам так уж неприятен?
— Разве я… Разве я говорю, что вы обидели меня, — наконец проговорила она сквозь слезы.
— Разве вы можете быть мне неприятным? Лучше вас я вообще никого не знаю. Но я… Просто я… Просто меня нельзя любить.
— Но почему? Почему?! Что вы хотите этим сказать?
— Потому что я… Нет, не могу! Не спрашивайте меня ни о чем.
— Но я должен знать. Я не могу теперь прожить без вас и дня. Я прошу вас, умоляю сказать, в чем дело.
Она снова всхлипнула:
— Ну как я могу сказать, что я… Что я от роду не такая, как все. Я уродец, Никита.
— Вы — уродец?! Да вы… вы… Я не могу и в мыслях представить девушку более совершенную, чем вы. Я готов…
— Не надо! — воскликнула в отчаянии Инга. — Не говорите больше ничего. Вы ничего не знаете! Не знаете, что мои ноги… На них нет ни одного пальца, — закончила она чуть слышно и задохнулась в жгучих рыданиях.
— Что? У вас нет на ногах пальчиков? Только и всего? И вы плачете из-за такого пустяка! Инга, милая моя глупышка! — он соскочил с пня, встал на колени и, сорвав с ноги Инги туфельку, прижался губами к гладкой, как полированная дощечка, сплошной, чуть закругленной на конце ступне девушки.
