Телефонисты опоясали ночь телефонными проводами: вся гора перепутана проводом. Лежит где-нибудь под кустиком телефонист и настойчиво шепчет: «Сухум! Сухум!» — условное название роты.
Около телефониста — связист. Он-то и указывает мне дорогу.
Сегодня ночью связные — хозяева троп; они отлично разбираются в этой канители поворотов.
Чтобы идти на командный пункт, который находится, скажем, направо, нужно сначала идти налево, обогнуть гору, потом направо, потом опять налево, потом опять…
Связной рассказывал мне все так, словно читал по книге. Всматриваясь сухими, зоркими глазами в ночь, он словно видел, как бежит, изгибаясь, тропка, обвивает гору, ползет в овраг, подымается снова и доползает наконец туда, куда нужно.
— Далеко ли? — тревожно спрашиваю я.
— Да километра три, если напрямик. А там по тропе, кто его знает. Кабы днем…
Да, днем я просто пересек бы это расстояние напрямик, и все. Но сейчас уже ночь. Она подкралась незаметно, сбила боевое охранение сумерек, потушила закат и вот хозяйничает.
Оборонная ночь.
Замаскированные дремлют орудия батареи. В окопах, только что отрытых, лежат наблюдатели.
Холодно. Даже в шинелях. А я без шинели. Холодно бойцам. Но костров зажигать нельзя. Увидит противник.
Только на обратных скатах ярко горят костры кухонь. Около них ленивые митинги поваров и отдыхающих связных.
Откуда-то доносится плач шакалов.
К 12 часам ночи добираюсь до штаба. Бродил, следовательно, 5 часов. В штабе не спят: кто у телефона, кто при свете фонаря за работой. Темно. Только вспыхивает на одной горе Люкас[4], да у нас на горе ему отвечает другой.
Точка — тире, точка — тире…
4
Наше боевое охранение присылало все утешительные донесения: «противника не видно, все в порядке».
Командир полка хмурился и недоумевал:
— Что же синие, сквозь землю провалились?
Не любил командир приятных известий.
Потом сообщила разведка: где-то видели маленькие группки противника. Бойцы армянской роты случайно столкнулись с отделением синих, с разведкой должно быть. Взяли в плен, но допросить не могли, отвели к командиру. Пленные ничего не говорили.
Командир полка хмурился. Он стоял на командном пункте и то и дело нацеливался биноклем в окрестные горы.
В бинокль было видно: далеко на востоке белая, молочная, туманная полоса — это море. Затем ближе — зеленая ровная и мертвая равнина. Ни людей, ни повозок.
Командир полка нетерпеливо отводит бинокль: не море его интересует, ближе, ближе… А ближе — горы в сплошной зелени. Ничего не разглядишь.
