– Для тебя всё – мицва, – ответила она мягко, беря отца под руку. Глаза ее были обращены к горизонту, а мысли полны Анджело и устрицами. Как бы она ни сопротивлялась, все напоминало ей о нем.
– О, если бы. Я просто устрица, которая прячется в своей раковине и превращает песок в стекло. – В голосе Камилло звучали такая боль и безысходность, что все прочие мысли мигом вылетели у Евы из головы.
– О чем ты, пап?
– На самом деле я не отличаюсь от большинства. Я точно так же надеялся, что все образуется само собой.
– Что именно?
– Мир, Ева. То, в каком он ужасном состоянии. Я думал, достаточно будет исхитриться тут, изловчиться там, отыскать в законах лазейки, подходящие к нашей ситуации. И правда сделал все это. Удержал завод на плаву, сохранил дом, позаботился о тебе, Сантино и Фабии. Но мир не торопится исправляться сам собой. И Италия тоже. Они не исправятся без помощи. Я не могу больше сидеть сложа руки и надеяться впустую. Не могу продолжать прятаться в своей раковине и создавать стекло.
Я должен сделать больше. Мы все должны. Иначе погибнем.
– Папа… – Что-то в словах отца насторожило Еву.
Он поднял на нее полные грусти глаза:
– Я хочу поехать за твоим дедушкой, Ева. У меня долг перед Феликсом.
– В Австрию? Но… разве он не… в лагере?
– Вряд ли немцам нужен немощный старик. Работник из него никудышный. Так что я его выкуплю. Уж в чем в чем, а в торговле я всегда был хорош, ты знаешь. Я съезжу за ним и привезу сюда. А потом Анджело поможет нам спрятать его до конца войны.
– И как ты его оттуда вытащишь?
– «Острика» обеспечивает бутылками множество австрийских виноделен. Я был в Австрии десятки раз, ни у кого и сомнений не возникнет, что я опять еду по работе. При этом я гражданин Италии, мои документы ясно на это указывают. И у меня будут с собой бумаги, подтверждающие, что твой дедушка тоже итальянский гражданин.
– Откуда они у тебя?!
– У «Острики» очень хороший печатник. Помнишь Альдо Финци? Он делает этикетки для бутылок – и превосходные, – а еще новые паспорта для беженцев. Должен заметить, одна из лучших его работ. Я не хотел тебе говорить, прости. Незнание не ранит.
– О боже, папа, – простонала Ева. – Если вас с дедушкой разоблачат, то арестуют обоих.
И отберут завод, если узнают, что ты штампуешь там фальшивые документы!
– Завод мне больше не принадлежит, – ответил Камилло беспечно. – Так что не отберут.
– А синьор Сотело знает?
Джино Сотело был лучшим другом отца и его нееврейским партнером по бизнесу.
