Он вынул фонарик. Желтое пятно света поползло по стенам горницы, вырывая из тьмы отдельные предметы: печку-голландку, дверь, кровать... Пятно дрогнуло и замерло. На кровати кто-то зашевелился, поднял голову – Настя. Не испугалась. Легко вскочила и подошла к окну. Пашка выключил фонарик.
Настя откинула крючки и раскрыла раму.
Из горницы пахнуло застойным сонным теплом.
– Ты что? – спросила она негромко.
«Неужели узнала?» – подумал Пашка. Он хотел, чтоб его принимали пока за другого. Он молчал.
Настя отошла от окна. Пашка снова включил фонарик. Настя направилась к двери, прикрыла ее плотнее и вернулась к окну. Пашка выключил фонарь.
Настя склонилась над подоконником... Он отстранил ее и полез в горницу.
– Додумался? – сказала Настя потеплевшим голосом. – Ноги-то хоть вытри, Геннадий Николаевич.
Пашка продолжал молчать. Сразу обнял ее, теплую, мягкую... Так сдавил, что у ней лопнула на рубашке тесемка.
– Ох, – глубоко вздохнула Настя. – Что же ты делаешь? Шальной...
Пашка начал ее целовать... Настя вдруг вырвалась из его объятий, отскочила, судорожно зашарила рукой по стене, отыскивая выключатель.
«Все. Конец». Пашка приготовился к худшему: сейчас она закричит, прибежит ее отец и будет его «фотографировать». На всякий случай отошел к окну. Вспыхнул свет... Настя настолько была поражена, что поначалу не сообразила, что стоит перед посторонним человеком в нижнем белье.
Пашка ласково улыбнулся ей.
– Испугалась?
Настя схватила со стула юбку, надела ее, подошла к Пашке...
– Здравствуйте, Павел Егорыч.
Пашка «культурно» поклонился... И тотчас ощутил на левой щеке сухую звонкую пощечину. Он ласково посмотрел на Настю.
– Ну зачем же так, Настя?
А Гена ходит, мучается по комнате.
«Неужели все это серьезно?» – думает он.
Постоял у окна, подошел к столу, постоял... Взял журнал, прилег на диван.
И тут вошел Пашка.
– Переживаешь? – спросил он.
Гена вскочил с дивана.
– Я не понимаю, слушай... – начал он строго.
– Поймешь, – прервал его Пашка. – Любишь Настю?
– Что тебе нужно?! – взорвался Гена.
– Любишь, – продолжал Пашка. – Иди – она в машине сидит.
– Где сидит?
– В машине! На улице.
Гена взял фонарик и пошел на улицу.
– А ко мне зря приревновал, – грустно вслед ему сказал Пашка. – Мне с хорошими бабами не везет.
Настя сидела в кабине Пашкиной машины.
Гена постоял рядом, помолчал... Сел тоже в кабину. Молчат. Чем нелепее ссора, тем труднее бывает примириться – так повелось у влюбленных.
А Пашка пошел на Катунь – пожаловаться родной реке, что не везет ему с идеалом, никак не везет.
