Собака ухватила Чая за тельняшку и так держала, пока моряки не спустили шлюпку на воду и не подобрали утопающих.
Старпом приговорил обоих к неделе дежурства на камбузе.
Готтофф сдружился с собакой, и каждый раз, когда старший помощник капитана исполнял романс в кают-компании, пёс по команде товарища подвывал дурным голосом.
Капитан попросил своего заместителя впредь не музицировать, а потом и вовсе перевёл на другое судно.
Корабельный поп наложил на Готтоффа епитимью – тысячу раз «Отче наш» прочесть и изобразить живописно библейский сюжет или святое семейство.
Чай в церкви нечасто бывал – иконопись, по рассказам сослуживцев, познавал. Сколько людей – столько мнений, в одном все сходились, что краше Богородицы – девушки никто не встречал.
Лик девы Марии зачаровал моряка, и он задался амбициозным планом воссоздать его на первой корабельной иконе.
Экипаж пережил катарсис благодаря искусству Готтоффа и модели выбранной на роль Божьей матери – мадемуазель Джинет, прекрасной негритянки с белой кожей, владелице лучшей таверны для моряков в Новом Орлеане.
Произведение искусства Готтоффа было отмечено поркой шомполами по приказу старпома.
Поп хотел предать Чая анафеме, чтобы тот безапелляционно сгорел в аду, но капитан защитил художника – оставив взамен икону себе. Правда, он попросил Чая дорисовать младенца на руках Богородицы, для этого он снял с груди медальон, в котором хранил два дагерротипа – мадемуазель Джинет и их общего сына, рождение которого мать выдавала за чудо – не имея возможности законно выйти замуж за любимого мужчину.
Воспоминание о первых двух подвигах опечалили Чая, а вот третий эпизод умиротворил его с самим собой, и он был очень благодарен боцману за то, что тот пересказал его шёпотом, выставив вахту у дверей палаты, на случай, если кто из полицейских чинов вздумает подслушивать.
На Николу-угодника Готтофф пронёс на борт крейсера в медицинской грелке пять литров рисовой водки.
В тот день прибыл с проверкой сам генерал-лейтенант, комендант Порт Артура Анатолий Михайлович Стессель – страстный любитель больших экзекуций по маленьким провинностям. Он остановил моряка наугад, что-то захотев сказать поучительное по случаю праздника, и во время своей речи похлопал деревянным стеком с серебряным набалдашником по лицу вытянувшегося во фронт Чая.
Готтофф с разбитым лицом дошёл до кубрика, передал водку боевым товарищам. После прошёл в камбуз и выволок чан с помоями на палубу к артиллерийскому орудию, заряженному холостым снарядом для праздничного салюта.
