И любят же мужчины своими лошадьми хвастаться! Знали бы они, какие кони были там, откуда я родом…
— Что красивый? Быстрый, как молния! — принялся расхваливать молодец.
— Верю я тебе, да идти мне нужно, — я попыталась вырваться, но вдруг услышала знакомый голос.
— Это не та ли, Фома?
— Михай, уходить нам надо, — зашептала братцу на ухо.
— Что случилось?
— Мы с тобой вчера на добрых людей наткнулись… когда ты по лесу в буром меху шатался…
— Это не те ли охотники? — переспросил Михай.
— А ты как помнишь? — я удивилась.
— Не помню. Следы на подступах к деревне были странные. Обутки, вроде, охотничьи, да шли как-то странно… не то пьяные?
— А ты что же мне не сказал? — я еле сдержалась, пытаясь вырваться из толпы празднующих.
— Так что ж я, знал, что ли? — так же тихо отвечал Михай.
— Михай, этих охотников я уложила, когда они в тебя стрелу воткнули, — почти беззвучно выругалась я.
Тот ничего не ответил, лишь скорости прибавил.
— Куда ж ты, красивая? — возмутился молодец.
— Эй, остановите её! Она это! — закричали им в след другой голос, когда до края деревни было рукой подать.
— Плохо дело, — я и не думала останавливаться.
— Да с чего ты взял, что она-то? — заспорил другой голос.
— Да что ж я, не признал бы? Эй! Путница! Ты по что добрых людей, которые к тебе с помощью идут, обижаешь?
После таких слов нельзя было идти дальше. Я развернулась и крикнула:
— Не знаю я, отец, про что речь ведёшь, да мы с братом торопимся.
— Признал я тебя, колдовка ты! Меня на двадцать локтей откинула!
— Не могу я врать, Михай, — я прикусила губу. Закон для всех хранителей силы был непреложным.
— Не ври, — ответил тот, — расскажи о том, кто я.
— Чтоб с тебя, живого, шкуру содрали?
— Ты уверен, Фома? — спросил тот молодец, что жеребцом хвастался.
— Да чтоб я тут же сквозь землю провалился! — сплюнул тот.
Толпа неуверенно качнулась.
— Колдовка? А чего с мальчишкой ходит?
— Так околдовала!
— Для своих дел недобрых использовать будет! — завопил совсем пьяный дед и упал в канаву. Толпа рассмеялась, но на меня уже недобро поглядывала.
— Они ж сейчас на нас пойдут, пьянь рваная! — разозлился Михай, в котором тут же проснулись все домашние привычки.
— Да вот в том-то и беда, что не рваная, — я покачала головой.
Первый камень не долетел локтей пять.
— Бежать нельзя — что скажут, когда узнают, кто я?
— А почему сейчас не скажешь? — удивился Михай, уворачиваясь от второго камня.
— А ты поди, объясни пьяному, что земля круглая, — я напряженно усмехнулась, продолжая отступать.
