. Примерно в то же время Бабёф написал письмо депутату Конвента А. Тибодо, пояснив, что хоть ему и противно обращаться с просьбами к врагам (а хлопотать за свое освобождение он намеревался также перед Тальеном, Фрероном и Изабо), но практическая польза дороже незапятнанной репутации, а с власть имущими следует научиться лукавить
{237}. Как видим, Бабёф был гибким политиком. Может быть, даже слишком гибким. Не исключено, что именно это качество позволило ему вести из заключения столь обширную переписку. Остается только удивляться: куда смотрели тюремщики в то время, как у них под носом так свободно обсуждались антиправительственные планы?!
* * *
В период между двумя весенними восстаниями в Конвенте была создана так называемая Комиссия одиннадцати. Задачей ее изначально считалось создание неких «органических законов» — дополнения к Конституции 1793 г., считавшегося необходимым, чтобы ввести ее в действие. «Конвент предложил всем, у кого есть какие-нибудь соображения по существу органических законов и по их совокупности, сообщить их членам комиссии… Я обдумываю одну работу, посвященную этому вопросу, надеюсь закончить ее через несколько дней и хотел бы прибегнуть к твоему посредничеству для ее представления»{238}, - это слова из уже упомянутого письма Бабёфа Гюффруа. Поразительно: человек, сидящий в тюрьме, не только умудряется жить общественной жизнью, но и претендует на то, чтобы участвовать в разработке главных законов страны! «Ты знаешь… какое влияние на народ я приобрел за последнее время»{239}, - писал он ниже.
Однако влиятельному публицисту не привелось внести свой вклад в проведение в жизнь Конституции 1793 г. Вскоре дело обернулось таким образом, что Комиссия одиннадцати взялась за разработку совершенно нового основного закона. К июню проект был готов, в августе одобрен Конвентом, а в сентябре — народом. Миссия Конвента была выполнена, он вот-вот должен был разойтись.
Бабёфу и его товарищам новая Конституция по вкусу не пришлась: в ней, в отличие от предыдущей, отсутствовало письменно зафиксированное право народа на восстание, для участия в выборах вновь устанавливался имущественный ценз. Позднее Ф. Буонарроти, один из тех, кто стал соратником Бабёфа в этот период, и автор воспоминаний, которые станут основным источником по истории заговора, напишет:
«Проект новой конституции… явился для заключенных патриотов предметом глубоких размышлений; они обсуждали все ее постановления с большей зрелостью, чем в любом первичном собрании. Вот мнение, которое они составили о ней. Если предложенная Конституция, — говорили они, — сама по себе еще может оставить сомнения относительно умонастроения ее авторов, то предшествующий ей доклад их полностью рассеивает. Это умонастроение целиком выражается в словах:
