— А где ж хозяйка-то наша? — спросила она.
— Небось уж топором или заступом орудует.
— Погоди, Леня, надо ее позвать.
Вышла, позвала. Мать явилась, чуть не от порога зорко глянула на стол, покачала головой:
— Эва они как: будто праздник. Ишь, опять наставили на столе-то!
В словах ее снова, как и в первый день, прозвучало явное осуждение.
— Если праздник каждый день — чего ж плохого? — бодро отозвался сын.
Мать села, обвела взглядом тарелки с сыром, колбасой, ветчиной…
— Ить у меня там макаронник пропадает.
— Ну так выбрось его! Ему уж трое суток, этому макароннику, исполнилось.
— Чай, поберегли бы гостинцы-то свои. Вдруг кто прилучится, гость какой? Стыдом, что ли, борониться будем?
— Гостя чаем угостим, — сказал сын очень мягко, но в этой мягкости проступало сдерживаемое раздражение.
— Вот то-то, что чаем…
— Вы ешьте, ешьте, — потчевала невестка.
Мать глянула на нее неприязненно и обратилась к сыну с традиционной речью:
— Проесть, Леня, сколько хочешь можно! Брюхо разбалуешь, оно завтра опять того же запросит.
— Ты ешь, ешь, — угощал сын. — Как там в божественном писании? Бог даст день, даст и пищу. И завтра будет у нас то же, что и сегодня, не беспокойся.
Мать с оскорбленным видом подцепила на вилку ломтик колбасы.
Наскоро позавтракав, Леонид Васильевич ушел и вернулся часа через два, не ранее, на машине с надписью «Горгаз»; с ним был молодой парень, который принялся что-то вымерять рулеткой в кухонном чулане — в углу и у окна, — весело приговаривая:
— Счас, бабушка, все будет сделано.
С Леонидом Васильевичем он при этом разговаривал доверительно и по-свойски, словно они, двое, уже вступили в деловые отношения — и более того: успели подружиться.
Мать следила за их хлопотами несколько озадаченно, веря и не веря:
— А чего вы?
— Счас, бабушка! Бу сделано.
Выражение недоверчивости не покидало ее лица: она будто бы хотела и боялась еще сказать: «Да господи! Да неужели!»
Парень на машине «Горгаз» исчез так же вдруг, как и появился.
— Чего он, Лень? — испуганно спросила мать.
— Делать начал, — вроде бы равнодушно отозвался Леонид Васильевич.
— Чего делать-то?
— А все, что полагается.
— Да неуж газ проведут?
Леониду Васильевичу нравилось играть взятую на себя роль этакого всемогущего человека, и он продлил удовольствие:
— Так тебе двухконфорочную?
— Двух, двух.
— Сейчас поставят. Сегодня к вечеру будем печь блины на газовой плите. Так мне пообещал самый главный начальник по газу. Вроде это такое пустяковое дело, что не стоит и разговору.
