— А как же, сынок! — отозвалась мать. — На речку носила — водополица как раз была. И пол скребла, и потолок мыла… Потом неделю в лежку лежала: поясница совсем отбилась и печенка принялась…
— И опять трубу? — спросил сын.
— Нет, Лень, нынче я трубу-то не чистила. Не заленилась, нет, а вот почему: уж как я убилась, Лень! Думала и жива не буду. А как получилось — думаю, дай-кось я сначала потолок-от вымою, а уж потом потихонькю и за трубу возьмусь: на улице дождь шел, крыша мокрая да и труба тоже. Ну вот… Стала потолок-от мыть, а не достану никак! Я подвинула сюда этот стол, а на него одним концом доску, а другим на кровать, вот на эту железину, на спинку. Ну и влезла, и мою. А доска-то, видно, сошла, я ка-а-ак шарнусь! У меня тряпка в одну сторону, таз с водой в другую, а сама вот сюда всем прикладом хвостонулась и лежу. Ну, думаю, и не встану.
Она показала, куда что упало и где растянулась сама — и все это со своеобразным удовольствием, чуть ли не с наслаждением. Так, кстати, бывало всегда: при каждой их встрече излюбленный ее рассказ — о том, как «шарнулась», «хвостонулась», «убилась», «ухайдакалась».
Не далее как три месяца назад, приехав к сыну в гости, она прежде всего поведала:
— Надумала в подпол лезть, да что-то этак повернулась, а и забыла, дура, что западня-то у меня открыта: ну и бух туда! Да уж как убилась! Думала, и жива не буду. Синяки эва какие, и здесь, и здесь. И весь бок аж черный.
И спускала чулок, показывала синяки, от которых у сына и невестки мороз по коже, а мать была при этом довольнехонька! Разгадка такого удовольствия проста: чем сильнее в своем рассказе она падала да ударялась и чем серьезней оказывались последствия таких падений, тем больше сочувствия ей и тем приятней было потерпевшей.
— Знать, я без памяти сколькё-то лежала. Встала — голова как чугун гудит… Но, слава богу, руки-ноги целы.
Слово в слово: как тогда, так и теперь.
— Да зачем же ты потолок-то взялась мыть? — возмутился сын.
— А как же, сынок!
— Да на черта он тебе сдался! Ради чего стараешься?
— Что ты, не знаешь свою маму? — заметила Нина. — Ей и праздник не в праздник, если она не ухайдакается да разок не хвостонется.
— Эва как она! — удивилась мать и покачала головой.
Вроде бы ничего особенного не сказала невестка, а все равно обидно.
— Тебе уж сколько раз говорено было: не мой, не мой ты этот потолок! — сердито выговаривал сын. — Посмотри: он лучше-то не стал. В твои ли годы лазить по потолкам, чердакам да крышам? Заставь нас или вон Валентину с ее мужем-теоретиком.
