— Пикулева. Материна соседка.
— Ах да!
— Представь себе: она уже лет двадцать пять бессменно тут. Четверть века в одном магазине!
Обошли лужу, потоптались у крыльца, сбивая грязь с подошв, вещи оставили у двери. Леонид Васильевич, едва переступив порог, заговорил в повышенно-приветливом тоне:
— Здравствуй, Таня! Как приятно тебя видеть!
— Здравствуйте…
Магазинчик маленький, покупателей два-три человека, Таня на кассе сидит, скучает.
Нина не мешкая вынула полиэтиленовую авоську и стала накладывать в нее пакеты с сахарным песком, пачки печенья, чай, маргарин… Муж снял с полки буханку хлеба, батон белого, подошел к кассе:
— Как поживаем, Тань?
— А ничего, Леня, помаленьку. Что это ты черствого взял! Возьми мягонького, вон на той полке, на верхней, — только что привезли, еще теплый.
— Да неудобно: уж этот в руках держу.
— А кто видит? Смени, смени!
— Как хорошо: свой человек в магазине! По блату тепленького хлебушка добудешь. Что там мама?
— Ждет, ждет… Вчера говорила, что приедете.
— У тебя какие новости?
— Да обыкновенные. Володьку вот из армии ждем со дня на день.
— Как! Он уже в армии?.. Давно ли парнишка в песочек играл, а теперь… что же, небось женить теперь будешь?
— Да он у меня женился в семнадцать лет… Уж и внучку нам подкинул.
— Шустёр!.. А старший что?
— Здесь в автохозяйстве шофером работает.
— С вами живет?
— Нет, у тещи. Строиться хочет.
— А квартиру не дадут?
— Разве дождешься!
Мда, жизнь идет своим чередом, и на эту тему уместно было бы поразмышлять, но всякий раз при встрече с Таней Пикулевой одна и та же мысль повергала в задумчивость Леонида Васильевича: Таня все знает, все помнит про то, что было тогда, давно. А впрочем, не только она — вся улица материна. Для всех них он остался прежним…
Некогда, закончив строительный техникум, уехал он в большой сибирский город, и когда отработал там положенное, мать стала звать его к себе: приезжай да приезжай, сынок, и дом требует ремонту, и огород большой, а у нее-де уж и «старась подпират», и «здоровье неважно».
Было ей в ту пору лет около пятидесяти, рановато начала стариться.
Он сообщил матери, что есть у него девушка и если ехать, то хотелось бы вдвоем. Мать ответила ему в том смысле, что девушек у нее в городке полно, табунами ходят, так разумно ли везти с собой то, чего и здесь хватает. Он настаивал, и она уступила: раз уж выбрал, то «бох стобой женис». Он воспринял это как материнское благословение.
Теперь Леонид Васильевич явственно вспомнил — а вспоминал это всегда, когда приезжал сюда, — как шли они с юной женой вот здесь, мимо магазина, школы, колодца… С юной женой, но то была не Нина, а Тая, Таечка…
