Ручьём серебряным к Байкалу | страница 107



Они, его мать и отец, друг для друга, несомненно, – судьба. А он, сын их, почему же без судьбы, без своей единой доли счастья в этом мире?


42


Своей неизбежной очередностью подошла по календарю весна. Однако едва не половину марта была она совершенно и наступательно зимней – без оттепели, без солнца даже, с тяжёлым обвислым небом, со снегопадами и вьюгами и неизменно следующими за ними стужами, словно бы ещё в феврале, одаряя Полину Николаевну, порастратилась, расщедриваясь, возвышенно и печально думалось Льву, природа своими весенними непреложными запасами. Но до чего бы ни уныло и неприютно было вокруг, а в сердце Льва устанавливалась понемногу весна, и его весной было его новое отношение к матери, в котором детская нежность к ней и жестокая укоризна к себе слились в горчаще-сладкое чувство. И, видимо, с этим чувством жить Льву долго, может быть, до скончания дней своих. «Крепка, как смерть, любовь», – часто и охотно вспоминал он невероятные и могучие слова, которые, оказывается, поддерживали мать, направляли её по жизни, насыщали живительностью надежды и чаяния её. И сын начинал догадываться, что, наверняка, мать словами Библии сказала не только о себе, о своей любви, о своих ожиданиях, но и нечто высокое и значимое завещала, передала, вручила ему, сыну, которого видела только несчастливым, одиноким, внутренне неустроенным, но которому хотела единственно счастья, везения, сил. Хотела ему, наконец-то, жены, семейного уюта, лада. Тебе, сын, жить, – угадывал Лев подсловие в словах матери, – но чтобы жить полно, достойно, нужно быть счастливым. Но чтобы быть счастливым, необходимо любить. Пожалуйста, полюби, найди свою судьбу. Разве тебе трудно, такому красивому, сильному, к тому же при деньгах, с прекрасным домом?

– Весна, весна… – сами собой порой шептали губы Льва.

Шла та весна, которую страстно ждала мать. Но матери теперь нет и никогда не будет. Никогда не будет. Никогда не будет его матери, той тихой, скромной, преданной своим детям женщины, но единственной и прекрасной для сына. Как же он смел столько лет не любить мать, пренебрегать ею, не понимать её, нисколько не силиться понять, по-настоящему посочувствовать ей, когда надо было? Ничего не поправить? Конечно, уже не поправить. Но для него жизнь продолжается, он ещё вполне молод и силён, он мало-помалу и неустанно вытесняет из своей души потёмки, он не скисает, а стремится жить достойно, как хотела бы для него мать его. Он не сегодня-завтра выправит свою судьбу. Конечно, выправит. А то, что он когда-то посмел не додать матери, он отдаст целиком и полностью своим близким и той, с которой он непременно окажется вместе. Похоронив мать, он неожиданно ожил сердцем для какой-то новой и, несомненно, большой счастливой жизни. И жить впредь он будет только любя, так, как прожила мать.