Хотя в том же «Торпедо» бывало и по-другому.
Веретеев опять замолчал. Лишь много позднее, уже за завтраком в гостинице, где он жил, отказавшись после смерти жены от служебной квартиры, Веретеев словно невзначай сказал:
- Разрешили. Будет играть. Как ни крутили эти прохиндеи, а футбол сильнее. Ну, мы с тобой встретимся после матча, не раньше.
Если задержусь, жди меня в моем номере. Такие дела.
Я подумал, что Веретеев может даже встретить «Звезду», если позволят обстоятельства,- бывает, что у гостей возникают трудности, с которыми не в силах справиться администратор.
Помогал Бурцеву! Другой бы на его месте дрался за то, чтобы Соснору взять себе. А Веретеев помогал извечным соперникам своей команды… Такой уж он человек!
Когда-то, в забытом уже очерке, я самоуверенно объявил, что если и есть в нашем футболе человек, который после смерти за муки свои футбольные попадет в рай, то это как раз Веретеев. Полвека он был связан с футболом, а свежести чувств не растерял и ясности ума не утратил. Как он остался таким - искренним, верящим, доброжелательным, ищущим - после всего, что выпало на его долю за десятилетия тренерской службы? После всех увольнений и поражений, которых не меньше бывает у любого тренера, чем успехов и побед. И ведь поговорить с ним, будто ничего плохого и не помнит, ни на кого зла не таит. Уж к пенсии готовятся первые его ученики, а все они для него - те же мальчишки со старых дворов и заброшенных пустырей…
Но чего только не было в его жизни!
Что говорить о голодном детстве, в котором футбол был вместо хлеба… Красная Пресня, собиравшаяся по выходным дням на тесном стадиончике посмотреть великих мастеров: находчивых и трудолюбивых братьев Артемьевых, ловкого Канунникова, в одиночку обыгрывавшего целые команды… Поездки через всю Москву в Орлово-Давыдовский переулок. Эти незабываемые футбольные баталии романтических двадцатых годов… Пылающими глазами следил он за старшими братьями, вовсе не мечтая обогнать,- и все же в шестнадцать лет оставил их позади, они так и застряли во второй команде, а он быстро зашагал вперед… Даже братья вместе со всеми кричали ему: «Веретей, давай! Веретей, жми!»
Как вспышка молнии средь бела дня, его игра в первом чемпионате страны. И как грозовая туча, спрятавшая солнце,- чужая жестокая нога, раздробившая колено.
Чего только не предрекали ему, когда он, вернувшись через год, выходил на зеленый газон?! А он заиграл снова, не столь мощно, зато изобретательнее и веселее. По трибунам шел восхищенный ропот: «А Веретей-то, каков? Поумнел - да как еще…»
