Гранид откинулся на подушку и закрыл глаза. Разговор его утомил, бледность не уходила. И весь его вид был как иллюстрация опустошенности и разочарования. Голос прозвучал глухо:
— Я не смогу отдать тебе вложенные деньги…
— Да как скажешь. И мысли не было поднимать эту тему.
— Серьезно? — В тоне неожиданно прорезалась язва. — Вот такая ты вся бескорыстная? Тогда чтобы у тебя еще попросить…
— Э-э-э…
— Да, беги лучше отсюда, пока я не надавил на жалость, не выбил слезу и не попросил невероятного. Даже откровенные стервы лучше таких самаритянок, как ты, все отдающих просто так. Ненавижу бесхребетных…
— Сбегу с радостью, и можешь не переживать, надоедать не буду. Долечивайся на здоровье.
С чувством выполненного долга я пошла к двери, и уже на пороге он меня снова окликнул:
— Ромашка! Подожди немного…
Нехотя остановилась и обернулась:
— Это ты мне?
Глаза у Гранида были серо-зеленые, темные, — и он так меня ими высматривал, словно стену хотел пробить. Но мне действительно было это не столько удивительно, сколько все равно. Меня сейчас беспокоили другие вопросы, волновали другие люди и я жила в ожидании прорыва туда, в сказочное.
— Ничего. Последний раз хотел тебе в глаза посмотреть.
— Зачем?
— Убедиться…
Почему бы и мне не убедиться? Я достала наушники и включила в персонике музыку. Проверить на всякий случай, вдруг его мысли я тоже услышу? Переключив треки, поменяв вещание на прием радио волны и тв, даже выключив все совсем, оставшись только в наушниках — тишина.
— Будь здоров.
Работать приходилось усердней и усердней, и тратить уже не свои привычные четыре-пять часов на ролики, а все восемь, а в иные дни и двенадцать часов. Срок «к новому году» поджимал, и нужно было учитывать фактор возможных правок. В какие-то дни я радовалась, что на меня сейчас не свалились новые люди и встречи, что нет подвижек в трущобах, что больше не вызывает следователь, — я могла работать, не засоряя голову. А иногда расстраивалась по той же причине — что нет хода во Дворы, что я так и не приблизилась к разгадкам тайн, а время шло и ничего, кроме работы, не менялось.
Папа в один из визитов просил помочь с текстом и мне пришлось отказать из-за своей загруженности, и с маминым редактором тоже все было плохо — он увиливал от встреч, а в последних своих объяснительных письмах настоятельно просил согласиться с новыми условиями контракта и все подписать до нового года. Я ответила, что, как представитель автора, полностью разорву контракт из-за невыгодных условий. Когда мама об этом узнала, то впала в шок. И просила меня все исправить.
