Это не я. Это мне снится. Это я читаю с наладонника книгу…
Но ссадины и синяки болели по-настоящему. Ладони пекло будущими мозолями по-настоящему. Горло ссохлось по-настоящему. Подвернувшийся под ступню камешек с ненавистью вонзился в пятку, и сразу ударило остервенелой болью: по-настоящему. Сухой чешуйчатый ствол едва не угробил вовсе: пальцы поехали по легко слоившейся коре. Ужас взлип по спине едким потом: самое коварное для лазания дерево сосна! Там, у Паруса, у настоящего Паруса, на берегу росли реликтовые сосны. Христинка не очень-то приглядывалась к ним, сосны и сосны. Эти, здесь, тоже выглядели как сосны. Реликтовые или нет, какая разница. Главное, повезло не сорваться.
А потом повезло ещё раз. Христина услышала звук воды! Вода! Ручеёк, звонко брякавший о скальную породу, на большой поток, судя по звуку, не походил никак.
Ручеёк лился из трещины в скальном выступе, выступ весь был попятнан ржавыми потёками, видно, порода содержала железо, и оно на открытом воздухе окислялось. Пятачок перед скалой оказался небольшим но Христинка уместилась на нём даже с комфортом. Можно было спокойно сидеть без риска свалиться вниз. И не надо было ни за что цепляться…
Вода оказалась замечательной. Ледяной, с кислым привкусом ржавчины, с нарзанными пузырьками. Христинка никак не могла напиться. Набирала в ладошки, давилась, захлёбывалась, но не могла остановиться. Мир вокруг умер, сжался в точку размером с небольшую расщелину, по которой бежала тоненькая ниточка пресной воды…
Потом Христина долго сидела, привалившись плечом к прохладному камню, бездумно смотрела на море. Оно было здесь другим. Весь мир был здесь совсем другим, и с этим оставалось только лишь смириться. Попала, как бабочка в зелёный янтарь.
Изжелта-зелёное солнце медленно опускалось в золотистую хмарь, окутавшую далёкие острова. От солнца по морю протянулась широкая, салатного оттенка дорожка. По небу растеклось огромное светящееся облако; четыре здоровенных луны гуськом шли друг за другом, две мертвенно-бледные и круглые, третья в виде синей половинки, а четвёртая изогнулась вишнёвым месяцем, демонстрируя мерзкую ухмылочку ехидной сволочи.
Накрыло вдруг, повело, захлестнуло яростным чувством.
— Ненавижу!!! — закричала Христина, ахая кулаками вниз, по щебню. — Ненавижу!!! Уроды обнутые, суки… ненавижу!!!
И разрыдалась. В голос. Как будто слёзы могли вернуть всё обратно…
Солнце утонуло за горизонтом, оставив по себе зеленовато-рыжую полоску остывающей зари. Над морем повисли прозрачные сумерки. А где-то на берегу, причём, не сказать, чтобы очень уж далеко, возникла цепочка неподвижных огней. Город! Ну, или поселение. Там наверняка кто-то живёт. Люди… Не может же природа, пусть даже иномирная, создавать такие чёткие линии… пчёлы и муравьи не в счёт, ульи и муравейники всё-таки
