«Я в Берлине. Сидоров» | страница 29

Происходит историческое событие, о котором я, сидя в самолете, не могу рассказать связно из-за шума в ушах. Но это великий миг для нас; я сижу здесь, мне выпал этот жребий, а значит, я могу рассказать вам, что вижу, и потому чувствую себя зрителем какого-то необыкновенного спектакля. Кажется, все это не по-настоящему. Я словно отделен от всего, и в то же время понимаю, что мировая история вершится сейчас под нами в эту самую минуту.

У. Хелмор, коммодор авиации, Командор ордена Британской империи, Королевские ВВС

Первое свидетельство того, как сегодня настроены французы, пришло от деревенской жительницы. «Бог послал нам британцев и американцев, — сказала она с дрожью в голосе. — Немцы напуганы, скажу я вам, очень напуганы. Они говорили мне, когда тут были: „У союзников столько людей, столько техники! Даже моря не видно из-за их кораблей“».

Когда мы вошли в Байе, мужчины, женщины и дети выстроились вдоль улиц и кричали, махали, жестикулировали. Это было ликование на грани истерики. Молодые и пожилые стояли на мощеных мостовых того города, из которого союзники только что прогнали немцев, у многих по лицу текли слезы, и все они кричали «Vive l’Angleterre! Vive l’Améique! Vive la France!» и поднимали два пальца, показывая знак победы — «V». Над их головами чуть ли не на каждом балконе развевался французский флаг. Никогда еще истерика не была столь оправданна.

Джон Хетерингтон, международная пресса

Я сел на судно «Свобода». На палубе капитан Джеймс Хэссел сказал мне, что счастлив видеть меня на борту и что он полагает — мы сможем благополучно вернуться в Англию. «Вы всего лишь предполагаете, что мы сможем вернуться в Англию?» — «Ну, да, — ответил он. — Понимаете, в судно попал снаряд. Пробили нам дыру в корме, выбили почти все подшипники гребного вала, а сам вал погнулся и стал похож на букву „S“. Удивительно, как мы не оказались на дне залива Сен-Мало и все же не оказались, как видите». — «Да, вижу», — неуверенно подтвердил я и откашлялся.

Однажды утром это судно готовилось встать на якорь, чтобы высадить военных. И вдруг — бух, бух — два взрыва, один за другим. Два спасательных плота взлетели на воздух. Взрывной волной снесло крышки люков. Это все, что поняли на палубе. А внизу в машинном отделении стоял на платформе Рогер Джонс и смазывал маслом огромный шатун. Взрывной волной его сдуло с платформы, он ухватился за этот шатун и, с трудом удерживаясь, повис на нем. Вместе с шатуном он взлетал и опускался, подпрыгивая на 48 дюймов каждую секунду, и это продолжалось несколько страшных минут, пока двигатель не остановился. Скорость движения шатуна была 480 футов в минуту, а это больше, чем у лифтов в Радио-Сити, к тому же шатун, в отличие от лифта, двигался безостановочно. Первый помощник старшего механика был в шлеме, так что, когда сверху на него посыпались куски труб и машинного оборудования, он сгреб в охапку кочегара (рост 5 футов и 2 дюйма) и закрыл своими руками его голову. Когда старший механик Леонард Валентайн спустился вниз, он обнаружил все это плюс дыру в корме, через которую хлестала вода, заполняя судно со скоростью сорок пять тонн в час. Это больше, чем могут выкачать помпы гребного вала. Механик Валентайн первым нырнул на глубину восемь футов и попытался заткнуть дыру. Через двадцать четыре часа совместных усилий, им удалось почти остановить течь, но, когда они, наконец, смогли позволить себе оглядеться вокруг, то увидели, что гребной вал потерял пять из семи подшипников, а сам 157-футовый вал валялся весь погнутый. Валентайн выстругал из дерева новые подшипники и с помощью четырех гидравлических домкратов, одолженных у военных, воздвиг этот огромный искривленный вал на место. Шланги для охлаждения, которые работали при большом давлении, соорудили из подручных материалов. Крепления сделали из бревен. «Как высоко поднималась вода?» — спросил я его. «О, по шею» — ответил он. «Вы не думали о том, чтобы покинуть корабль?» — поинтересовался я. «Да, мне приходила в голову такая мысль, но я никогда не покидаю судно, пока вода не дойдет до подбородка».