«Я в Берлине. Сидоров» | страница 25

«Первые русские появились днем 27 января 1945 года. <…> Русские — четверо молодых солдат — верхом, с автоматами в руках, настороженно ехали по дороге. Перед колючей проволокой они остановились и, тихо переговариваясь, растерянно уставились на груду разлагающихся трупов, на разрушенные бараки, на нас, живых»[19].

Так в «Передышке», своей второй книге, рассказывает об освобождении из нацистского лагеря смерти «Аушвиц-Биркенау» Примо Леви, вчерашний узник № 174 517. «Передышке» предшествовало главное произведение Леви «Человек ли это?», принесшее автору мировую известность.

Одновременно с работой над этим мучительным свидетельством о лагерных буднях Леви писал стихи, стихи о лагере, опровергавшие уверенность Адорно в том, что поэзия после Аушвица (Освенцима) невозможна. Оспаривая известное утверждение немецкого философа, Леви скажет со временем: «Мой опыт говорит о другом. Тогда мне казалось, что поэзия лучше, чем проза, выразит накопившееся во мне, поэтому в те годы я бы так перефразировал слова Адорно: после Аушвица, если можно писать стихи, то только об Аушвице».

Лагерь с конвейером уничтожения людей в нем и за его пределами еще долго, до последних лет жизни, отзывался в поэзии бывшего освенцимского заключенного. Мир делал все для того, чтобы не дать человеку, чудом уцелевшему в лагерной мясорубке, замкнуться в себе, закрыть глаза на угрозу новой страшной войны и ее последствий, на опасность, исходящую от тех, чья цель — реанимировать прошлое, осужденное Нюрнбергским трибуналом, на учащающиеся тут и там вспышки националистических настроений.

Свой приговор фашизму будущий писатель вынес, уйдя в 1943 году в партизаны. До настоящих боев с фашистской милицией и с немецкими оккупантами дело, правда, не дошло: взятый в плен, Леви был сначала отправлен в итальянский лагерь под Моденой и через некоторое время уже в Освенцим.

Прозаик с мировым именем, Леви не претендовал на звание поэта, скромно оценивая свои поэтические высказывания. Не считая себя поэтом, он, тем не менее, предпослал своей первой книге в качестве эпиграфа собственное стихотворение, написанное 10 января 1946 года: