— На меня смотри, — его огромная лапища сжала мой подбородок, дернув вверх. И снова внутри все сжалось, — непроизволько, до боли там, между ногами, в самом естестве.
Послушно распахнула глаза, — стараясь его не видеть.
Пытаясь представить вместо него Кирилла, — так будет легче, если все время буду видеть перед глазами его лицо.
Что он сейчас делает? Ждет меня? В нашей постели?
Нет, — так стало еще хуже, — в глазах зарябило от выступивших слез, и, хоть лицо, нависшее надо мной размазалось в дымку, я всхлипнула, не сумела сдержаться, за что получила недовольный рык.
— Хватит, я сказал, что мне не интересна игра в жертву, — положил пальцы на губы, прижимая, — но уже не так больно, как прикасался раньше. Водит по губам, будто с нажимом размазывает невидимую помаду.
Время будто замирает в этом непрекращающемся кошмаре.
Даже кажется, что его голос изменился, — нет, не то, чтобы стал нежным, но… Каким-то другим…
С легкой хрипотцой, — но не злым, не жестким. Интимным? Наверное, да. И тихим.
На миг показалось, что мне даже нравится, — по коже побежали какие-то странные горячие мурашки.
Представила себе, — а что если бы я встретила этого мужчину по-другому? Если бы все было иначе?
Наверное, расплылась бы вот от такого голоса…
Да, нет, — о чем я думаю, вообще? Это все бред… Сумасшедший бред, — видимо, сознание пытается переключить меня от ужаса. Да… И все же… Даже в глазах его что-то на миг изменилось… Мелькнуло так мимолетно…
Как будто он не как на вещь на меня смотрит, а как на человека, на девушку…
Ну, да, — конечно, — если бы смотрел иначе, не стал бы вот так со мной… Как с тряпкой, живой, но бессловестной и бесправной игрушкой… Зачем я себя обманываю, как и тогда, когда надеялась, что он меня хотел спасти, что выслушает и отпустит? Незачем. Нужно принять правду, какой есть…
Руки до сих пор чувствовали прикосновение к его члену, до сих пор ощущала, как пульсировали под ладонью его вздутые там вены, хоть он уже и отпустил их и теперь они впились в простынь изо всех сил. Да что руки, — горло до сих пор горит, — и волны ужаса накатывают снова и снова. ЭТО во мне не поместится! Он же сейчас разорвет все там, внутри!
Как бы не было больно и отвратительно, — лучше уж бы снова заставил делать это ртом, пусть даже вбиваясь в горло до спазмов.
Но — что я могу? Орать? Просить? Да ему все равно! Только себе же хуже этим сделаю!
Зашуршала фольга, — на какой-то миг он отвернулся от меня, завозился где-то там, внизу, задев костяшками до боли мой клитор.
