Из меня вырывается звук, которого я никогда не слышала — полу-стон, полу-вопль, уже не совсем человеческий, полный ужаса. Потом звук выходит из меня опять, с силой вырывается из самого нутра, раздирая мне горло. Через несколько секунд я давлюсь, захлебываюсь какой-то горькой жидкостью, пытаюсь сжать зубы, но не могу. Они заставляют меня ее проглотить. Они вынуждают меня.
Я прохожу через ночные кошмары и пот, и это не первая моя больница. Но эта — самая худшая. Связанная, без возможности пошевелиться, одурманенная, я чувствую, как мое сознание ускользает. Наконец, я полностью беззащитна, бессильна. О, смотрите, вон там, по другую сторону двери — кто это там, смотрит на меня через окно? Кто это? Это человек? Это происходит на самом деле? Я, как жук на булавке, беспомощно извиваюсь, пока кто-то размышляет, не оторвать ли мне голову.
Кто-то за мной наблюдает. Что-то за мной наблюдает. Это «что-то» ждало этой минуты много лет, насмехаясь надо мной, посылая мне видения того, что меня ждет. Раньше я всегда могла бороться, отталкивать его, пока оно не отступит — не насовсем, но все же до того состояния, когда оно становилось не больше, чем зловещим пятнышком, расположившимся на периферии моего зрения, пятнышком, которое было видно только уголком глаза.
Но теперь, когда мои руки и ноги пришпилены к металлической кровати, мое сознание расползается в бесформенную лужу, когда никто не обращает внимания на мои попытки поднять тревогу, невозможно ничего сделать. Я не могу ничего сделать. Будет неистовое пламя и сотни, может быть, тысячи мертвецов, лежащих на улицах. И все это случится — все-все — по моей вине.
Когда я была маленькой девочкой, почти каждое утро я просыпалась под ярким солнцем, чистым небом, под звук сине-зеленых волн Атлантического океана. Это было в Майами пятидесятых — начала шестидесятых: до Диснейленда, до восстановленного сказочного великолепия арт-деко Южного Пляжа, когда «кубинское нашествие» было еще всего лишь парой сотен напуганных людей, приплывших на самодельных лодках, а не культурным воздействием сейсмической силы. Главным образом, Майами был местом, где продрогшие нью-йоркцы спасались от зимы, куда после Второй Мировой Войны переехали (по отдельности) мои родители, уроженцы Восточного Побережья, и где они встретились в первый день учебы моей мамы в колледже Флоридского Университета, в Гейнсвилле.
В каждой семье есть свои предания, истории-талисманы, которые сплетают нас друг с другом, мужа с женой, родителей с детьми, братьев и сестер между собой. Культуры, национальности, рецепты любимых блюд, фотоальбомы, дневники, письма или деревянный сундук на чердаке, или тот случай, когда бабушка сказала…, или когда дядя Фред ушел на войну и вернулся вместе с… Дня нас, моих братьев и меня, первая история, которую нам рассказали, была про то, как наши родители влюбились с первого взгляда.
