В это знойное лето 1915 года нас собралось в Парме 105 человек: 32 тенора, 19 баритонов, 6 басов, 40 сопрано, 6 меццо-сопрано и 2 контральто. Италия была представлена очень хорошо, но конкурсу предшествовала большая реклама в печати, и много певцов приехало из Москвы, Нью-Йорка, Чикаго, Буэнос- Айреса. Наши дорожные расходы и все расходы во время пребывания в Парме в течение трех недель полностью оплачивались синьорой Маккормик.
Парма вселяла в меня уверенность. Я никогда еще не бывал на севере Италии, и все равно чувствовал себя в Парме, как дома, город этот, хоть и отличается более пышным придворным стилем, по существу — такая же провинция, как и Реканати. Я знал, что Парма связана с именем Верди и что жители города пользуются репутацией страстных любителей музыки. Насколько обоснована эта репутация я убедился на собственном опыте. Все жители Пармы, даже самый простой народ, следили за нашим конкурсом с живейшим интересом и волнением, словно это были музыкальные олимпийские игры, и принимали нас с большим гостеприимством и радушием.
Председателем жюри конкурса был профессор Итало Аццони, вице-директор Пармской консерватории. В жюри входили еще два профессора консерватории, дирижер, адвокат и мой старый знакомый, тенор Алессандро Бончи, тот самый, у которого служил когда-то мой друг Джованни Дзерри. Три недели подряд по девяти часов в день сидели члены жюри в концертном зале консерватории; каждый участник конкурса должен был спеть три оперных отрывка. А так как нас собралось сто пять человек, то времени на это требовалось очень много. Был июль, жара стояла тропическая, и все — члены жюри и участники конкурса — поглощали неимоверное количество холодного пива. Я никогда еще не пил столько пива, как тогда.
Мой черед подошел в начале третьей недели. Я спел арию из оперы «Зигурд» Рейера, последнюю сцену из «Травиаты» Верди и «О, чудный край!» из «Африканки» Мейербера. Многие из участников конкурса были очень талантливы, но большинство не отвечало даже самым минимальным требованиям из-за слишком слабой или плохой вокальной подготовки.
Результаты конкурса стали известны на другой же день. Я был объявлен «находкой» конкурса. В отчете экзаменационной комиссии в том месте, где речь шла обо мне, один из членов жюри большими печатными буквами записал: «НАКОНЕЦ-ТО МЫ НАШЛИ ТЕНОРА!». Последнее слово было трижды подчеркнуто красным карандашом.
Печать подняла такой шум вокруг нашего конкурса, что известие о «находке» все итальянские газеты напечатали большими буквами. Я был буквально завален грудой телеграмм от всяких агентов, импресарио и директоров театров со всех концов Италии. «Вот сейчас-то, — решил я про себя, — как раз и следует быть очень осторожным и ни в коем случае не надо терять голову». Вернувшись в Рим, я посоветовался с маэстро Розати. Он препоручил меня одному очень дельному и толковому агенту по фамилии Лусарди, и затем они вместе помогли мне решить необычайно важный для каждого начинающего певца вопрос — где дебютировать.
