Затерявшись в шумном, заполненном великосветскими дамами зале, тихонько сидела в уголке старая деревенская женщина в белом платочке, завязанном узелком. Это была моя матушка. Она одна совершила далекое путешествие из Реканати в Рим. На концерте я спел арию «О, чудный край!» из «Африканки» Мейербера, из той самой оперы, что была когда-то в репертуаре духового оркестра, в котором я играл на саксофоне по воскресным дням на площади Леопарди.
Буря аплодисментов, разразившаяся, когда я кончил, не обманула мои надежды, но я был вознагражден и большим — я увидел, как восьмидесятилетний знаменитый Антонио Котоньи обнимает мою матушку, целует ей руки и поздравляет с успехом сына.
— А теперь, — сказал мне маэстро Розати глухим голосом, — теперь ты можешь смело взглянуть в лицо фортуне.
Долгое, упорное восхождение завершилось. Впервые в жизни я поднялся на вершину и мог оглянуться вокруг. Позади было шесть лет занятий, неизменное первенство в академии и двадцать четыре года жизни. Как сказал маэстро Розати, я мог теперь смело взглянуть в лицо фортуне, иными словами, готов был предстать на суд импресарио, критики и публики.
Перспектива эта была невероятной и потому очень тревожной. Но мне снова повезло. После окончания академии у меня оказалось такое множество предложений разных импресарио, что я мог с утра до вечера ломать голову, выбирая кому отдать предпочтение.
Маэстро Розати посоветовал мне принять участие в Международном конкурсе вокалистов, который должен был состояться в Парме в июле 1915 года. Конкурс должен был выявить и поощрить новые вокальные таланты. Участвовать в нем могли только те певцы, которые еще не приобрели известности. Организаторами конкурса были маэстро Клеофонте Кампанини, дирижер и профессор Пармской консерватории (ему принадлежала сама идея конкурса), и одна щедрая американка — госпожа Элизабет Маккормик из Чикаго (она финансировала конкурс). Победителей конкурса ждал контракт на сезон в Чикагском оперном театре. Маэстро Кампанини и синьора Маккормик собирались проводить этот конкурс каждый год и в основном для того, чтобы перед началом сезона молодые талантливые певцы имели возможность закрепить как- то свое положение и не попасть, как это часто случалось, в цепкие лапы не слишком щепетильных агентов и импресарио.
Первая мировая война нарушила все эти хорошие планы. В последующие годы конкурс больше не проводился, а победителям его так и не пришлось петь в Чикаго. В конце концов оказалось, что единственным человеком, получившим хоть какую-то пользу от этого конкурса, на который было истрачено столько денег и возлагалось столько надежд, был я.
