Книги, которые я покупал у д’Хуга, раньше принадлежали евреям-эмигрантам. А некоторые были из личной библиотеки Боденгеймера, на них еще значилось его имя. Этот книжный магазин часто становился предметом доносов: семья д’Хугов считалась друзьями евреев, хотя, как ни странно, некоторые дармштадтцы, напротив, причисляли д’Хугов к евреененавистникам за то, что они «аризировали» лавочку Боденгеймера; впрочем, Боденгеймер сам выбрал д’Хугов из числа покупателей в Берлине. Заходя в книжный магазин, посетители говорили «Добрый день!» Так делали все, даже я в какой-то момент обратил на это внимание.
Со временем я заметил, что существует круг особо приближенных, которые исчезают за красной портьерой в задней части дома, пьют там чай или кофе и приглушенно беседуют. Я бы с радостью разузнал побольше об этих странных людях, у которых в обычае было целовать руку или целоваться в щеку, что в то время было не принято. После войны я узнал то, о чем даже не подозревал: этот книжный магазин был очагом Сопротивления; будущий министр иностранных дел Генрих Брентано проходил там школу мужества и добывал информацию. В мои школьные годы ни один противник нацизма не говорил со мной откровенно. Приблизиться к Сопротивлению больше чем на полтора метра мне так и не удалось — ни в том книжном магазине, ни где-либо еще. <…>
Как избавиться от навязанных взглядов? Как окончательно стащить с головы продырявленный мешок? Когда уже невозможно сочетать нож гитлерюгенда с Фриделем, походный компас — с Томасом Манном, короткие штанишки — с Пеладаном[55]? Когда-нибудь этим мирам, до сих пор не пересекавшимся, придется столкнуться. В моем случае впервые это произошло по вине знаменосца нашего отряда и причинило мне боль. Он обнаружил у меня в комнате небольшой роман Клабунда «Петр»[56], который я просто обожал, и сказал: «Не может быть, чтобы ты читал такую дрянь!» С этими словами он молниеносно распахнул печную заслонку и швырнул красную книжку издательства «Инзель» в огонь. Во второй раз столкновение двух миров случилось на учебных сборах юнгфолька, и на сей раз это оставило в моей душе неизгладимый след.
До сих пор в юнгфольке почти не было теории: все ограничивалось торжественными речовками во время церемонии подъема и спуска флага или у костра. Я стал юнгеншафтсфюрером (что примерно соответствует унтер-офицеру), и через некоторое время меня должны были произвести в юнгцугфюреры (примерно то же, что вахмистр или фельдфебель), а для этого мне нужно было пройти обучение в Дармштадте.
