Но мои цитаты и мои аргументы были слабым оружием. Ибо в ушах моих современников каждую ночь звучали выстрелы охранников варшавского гетто, и это был аргумент посильнее. Времен, когда немецкий народ готов был все отдать, лишь бы его не путали с теми, кто на протяжении двенадцати лет говорил и действовал от его, народа, имени, моим друзьям и родственникам увидеть не довелось. Они все погибли в газовых камерах.
Георг Хензель
Мешок на голове
Перевод Ольги Теремковой
В 1933 году произошли два события, показавшиеся мне важными: Гитлер стал рейхсканцлером, и я перешел в среднюю школу. Мои родители не ломали себе голову над тем, что выбрать: классическую гимназию, где преподавали древние языки, реальную гимназию или высшее реальное училище. Они записали меня в школу, до которой легче всего было добраться — высшее реальное училище имени Юстуса фон Либиха при дармштадтской реформированной гимназии, — и купили подержанный велосипед.
Отец разъяснил мне ситуацию. Это была его первая и единственная воспитательная мера в моей жизни. «Я оплачу год обучения, — сказал он. — Потом ты получишь бесплатное место. Для этого ты должен зарабатывать только самые высокие отметки. Ты ведь и сам наверняка хочешь быть среди лучших, иначе вся эта затея не имеет смысла. Платить за твою учебу я смогу не больше года. Если бесплатного места после этого не дадут, тебе придется вернуться в народную школу. Смотри не осрамись!» Отец, которого я очень любил, сам того не желая, устроил мне настоящий ад: удовлетворительная оценка, которой радовались мои одноклассники, вызывала у меня слезы; я всегда должен был быть отличником, причем по всем предметам.
То, что Гитлер стал рейхсканцлером, представлялось мне менее важным. Однако я не остался к этому событию равнодушным: политическая атмосфера начала 30-х годов была так накалена, что это ощущали даже школьники. Мне еще не исполнилось десяти, а я уже рисовал с друзьями небольшие предвыборные плакаты.
Я вырос в Архайльгене, в четырех километрах к северу от Дармштадта. Крестьянам в нашей деревне приходилось нелегко — они кое-как перебивались на нескольких акрах земли с лошадью да четырьмя коровами. Кроме крестьян, в деревне жили железнодорожники, работавшие на товарной станции Кранихштейн, — среди них был и мой отец. Еще в Архайльгене жили рабочие, они ездили на велосипедах в Дармштадт на вагоноремонтный завод. Другие работали на «Шенке»[44] или «Мерке» — химическом заводе, от которого в деревне стояла вонь, когда дул юго-западный ветер. Никому это, впрочем, особо не мешало. Люди закрывали окна и говорили: «Мерк воняет — это к дождю». Никакой романтики. Сады обеспечивали жителей яблоками, грушами и сливами. У ручьев, еще не приспособленных под людские нужды, росли одуванчики и алзина, они шли на корм кроликам породы бельгийский великан, о которых мне надлежало заботиться.
