— Нойман, вы не едете! — и бросил трубку.
Все было кончено. Еще много дней стояли в комнате нераспакованные чемоданы. Мы оба отчетливо ощущали, что упущена последняя возможность. Нам ничего больше не оставалось, кроме как сидеть и ждать.
Спустя многие годы, когда в 1940 году меня выдали Германии и отправили из Сибири в концлагерь Равенсбрюк, мне вспомнился рухнувший бразильский план. Вскоре после прибытия я шла через лагерную улицу, а мне навстречу строем, как было положено в Равенсбрюке, прошла группа евреек. Мне бросилась в глаза вышагивающая рядом с колонной старшая по бараку — высокая женщина с темно-русыми волосами и большими голубыми глазами, которые показались мне знакомыми. Это была Ольга Престес-Бенарио из Мюнхена, жена бразильского народного генерала, которую я в последний раз видела в 1935 году в Москве, в столовой отеля «Люкс».
В конце 1935 года, после неудачной попытки переворота, затеянной коммунистами против Варгаса, их с мужем схватили в пригороде Рио-де-Жанейро. Та же судьба постигла Артура Эверта и его жену Элизабет Сабо. Престеса и Эверта приговорили в Бразилии к тридцати годам каторги, а обеих жен выслали в нацистскую Германию.
В немецкой тюрьме Ольга Престес родила дочку. Ребенка передали родственникам, а Ольгу отвезли в Равенсбрюк, туда же отправили и Элизабет Сабо, которая незадолго до моего прибытия умерла в штрафном бараке.
Ольгу не так-то просто забыть. Она держалась с таким достоинством, что отпугивала даже эсэсовских бестий. В 1942 году ее отравили газом, как и всех остальных евреек из Равенсбрюка.
Здесь, в немецком концентрационном лагере, круг замкнулся. Я до сих пор не знаю, что лучше: крюк через Бразилию или через Сибирь, так как совсем не уверена, было ли у нас самих на той стадии одичания коммунизма достаточно мужества и, что важнее всего, достаточно политической прозорливости, чтобы действительно, как мы намеревались, ускользнуть от судьбы, пустившись в бега.
Крестьяне, бонзы, дипломаты
Поселок Рублево, где мы проходили военную подготовку для поездки в Бразилию, находится совсем рядом с Москвой. Недалеко от деревни, в лесу, за заборами, под бдительной охраной, располагались так называемые дачи — дома отдыха для наиболее видных деятелей Коминтерна. Пока мы там учились, многие дома не пустовали, так как вскоре должен был начаться VII Всемирный конгресс. В первые же дни конгресса мы столкнулись в общей столовой с одним из вождей французской компартии Марселем Кашеном, которому в ту пору было лет шестьдесят. У него единственного на столе, к удивлению всех присутствующих, стояла бутылка красного вина. Как настоящий француз, он стойко держался за эту привычку, утверждая, что недостаток вина может причинить серьезный ущерб его здоровью. В советских домах отдыха алкогольные напитки, как правило, не приветствовались, а то и вовсе были под запретом.
