Он услышал, как Дуся сказала:
— Тетя Нюся, пожалуй, Мите дальше идти ни к чему.
— Да, да, идите.
Она выпростала из-под ватника руку.
Дуся наклонилась к ней, послышалось чмоканье.
— Давай быстрее поправляйся, — бодрящим голосом сказал племянник, — ты нам еще ух как нужна.
— Поправлюсь, поправлюсь, — пообещала тетя Нюся.
Борис Борисович присел, не сомневаясь, что и Юраша делает то же, поднял носилки.
— Чего тебе в больницу-то принести? Слатенького?
— Не нужно, ничего не нужно.
— Так хоть яблочков?
— И этого не хочу.
Племянник что-то гудел сверху. Тетя Нюся закрыла глаза: слов было не разобрать.
Борис Борисович пнул ногой выходную дверь, подождал, когда она перестанет качаться, вынес носилки на улицу.
Верочка и Володя перехватили ручки, колесики заскрипели по металлическим пазам.
Юраша иронически поглядел на Кулябкина.
— Ну и сродственнички, — сказал он.
Борис Борисович не ответил. Он внезапно вспомнил Таню, их разговор у лифта, ужас и страдание в ее глазах и тот вопрос, крик, боль: «Он тебе поверит, поверит…»
Юраша распахнул дверь, подождал, когда сядет Кулябкин, залез сам.
«Раф» тронулся.
— Как вы себя чувствуете? — спросил Кулябкин у тети Нюси.
— Хорошо, — торопливо отозвалась она.
Машину подкинуло на ухабе, и тетя Нюся вскрикнула. Она отвернулась, но Борис Борисович успел заметить, как маленькая слезинка выкатилась из ее глаза.
А потом был приемный покой крупной больницы, место, чем-то напоминающее вокзал. Все здесь было так же: и прощание с родственниками («Только не простудись у окна!», «Пиши письма!», «Счастливо!»), и хождение по длинному, как перрон, коридору, и даже поезда-носилки, на которых фельдшеры и санитары увозят больных.
Борис Борисович подошел к столику, на котором стояла табличка «Только для «скорой», присел с краю и стал заполнять историю болезни.
Верочка встретила подругу, заговорила с ней, Борис Борисович улавливал обрывки фраз.
— Да ну его к дьяволу! — отмахивалась Вера.
— Как же, как же, — возражала подруга. — Парень у тебя, парень, отец ему нужен.
— Не было мужа, и этот не муж, — говорила Вера. — Воспитаю.
Юраша уже дважды поменял место, пересаживался с одного стула на другой, но физику ему читать не удавалось: всюду была толкотня и разговоры.
Веснушчатая девушка-фельдшер, главное лицо приемного покоя, отбирала у приехавших врачей направления, окидывала каждого критическим взглядом, задавала один и тот же вопрос:
— Родственники есть? Пусть подойдут с паспортом.
— Не помешаю? — около Кулябкина остановился Сысоев.
