На линии доктор Кулябкин - Семен Борисович Ласкин

Отцу

Борис Борисович развязал тесемки передника, повесил его на ручку двери и присел на краешек Юлькиной кровати.

— Понимаешь, — объяснил он, — когда зайцы долго не едят капусту, у них появляются боли в сердце. «Володя, — попросил я шофера, — или мы раздобудем капусту, или заяц погибнет». — «Слушаюсь, доктор Кулябкин!» — ответил Володя.

Юлька рассмеялась, а Борис Борисович продолжал с серьезным видом:

— Он включил зажигание, отпустил сцепление, дал газ. Ж-ж-жи! — и мы в магазине. А там… очередь. «Товарищи, — говорю я, — болеет заяц. Нужна капуста». — «Нет, — говорит очередь. — Мы все спешим».

— Как им не стыдно! — рассердилась Юлька.

— Я так и сказал.

— А они?

— Ладно, говорят, берите, доктор, капусту, раз такое срочное дело.

В дверях появилась Лида, и Борис Борисович замолчал.

— Боренька, — попросила она. — Из-за твоих зайцев я не могу написать толковой фразы. Что, у тебя других дел нет? Юльке пора колоть пенициллин…

Она повернулась, прислушалась к чему-то, спросила:

— На кухне ничего не горит?

— Каша!

Он пролетел мимо Лиды.

— У, дьявол, — бормотал Кулябкин. — Придется мыть плиту. Совсем забыл про кастрюлю.

— Думала, дадите спокойно поработать, — грустно сказала Лида. — Я так надеялась на библиотечный день…

— Иди, иди, — стал просить Кулябкин. — Я сварю другую.

Он подождал, когда Лида выйдет, отмерил четверть стакана крупы, вернулся к Юльке.

— Будем внимательнее, — сказал он. — Но пока сделаем укол, ладно? — Он вспомнил: — А градусник? Какая жара под мышкой?

Юлька повернулась и стала шарить по матрацу.

— Я потеряла.

Термометр наконец нашелся.

— Тридцать семь и четыре, — огорчился Кулябкин. — Эх, ты! Не могла постараться.

— Я старалась.

Он вошел в ванную, и теперь Юлька слышала, как журчит вода.

Она так и не легла больше, сидела на кровати, расставив тоненькие руки, ждала отца.

— Пер-живаешь?

— Немного.

— Не пер-живай. Сделаешь укол, и я поправлюсь.

Он встал на колени, ухом прижался к Юлькиной спине.

— Дыши! — приказал он.

Она набрала воздух, раздула щеки и медленно выдохнула.

— Лучше?

— Много.

— Вот видишь.

— Все равно, — не сдавался Кулябкин. — Еще дня три поколоть нужно.

— Три — это мало, — успокоила его Юлька.

— Немного, — согласился Кулябкин.

Он поднял глаза: Юлькино лицо было таким напряженным, что у него заныло сердце.

Он раскрыл стерилизатор, стал набирать пенициллин.

— Подставляй!

Она уперлась лицом в подушку, стянула трусы.

Кулябкин взмахнул рукой и легонько шлепнул.