Борис Борисович подошел ближе, испытывая жуткий, невольный страх, наклонился. Он так и не мог понять: дышит она или нет.
— Яблочки-то не забудьте, — напомнила тетя Нюся.
Вера стояла у стола, держа перед собой клочок не то обоев, не то оберточной бумаги.
— Можно вас?
Борис Борисович поглядел на часы — госпитализировать нужно было быстрее, а Юраша все не поднимался.
Он взял у Веры бумагу и долго разглядывал ее, повернув к свету.
На клочке оказались буквы, только они так скакали по строчке и имели такую причудливую форму, что он не мог сложить первое слово.
— За-ве-ща?..
Вера кивнула.
«Завещание», — понял он, ощущая внутренний холод.
Он снова приблизил бумагу и, щурясь и напрягая зрение, прочел остальное:
«Дуся и Митя что ба вы дружна жили. Нюся».
Борис Борисович положил бумагу назад и торопливо отступил.
— Везти нужно скорее, — шепнул он. — И главное, боль нельзя снимать, смажем картину.
В столовой наконец загрохотал носилками Юраша, позвал Верочку.
— Одеяло дайте, — командовала она.
— Пожалуйста, пожалуйста.
Двери оказались широко раскрыты, и было слышно, как Дуся что-то ищет в диване, ворчит на мужа.
— Дуся! Дуся! — тетя Нюся даже приподнялась на локтях. — Зачем одеяло? Постелят ватник, а сверху застегнут.
— Может, и правда? — поддержала Дуся. — Теперь почти лето, да и для больницы удобнее.
— Для больницы все равно, — сказала Вера.
— Мне-то не жалко, — объяснила Дуся. — Только и впрямь — ни к чему. Ищи потом. Ну, — прикрикнула она на мужа. — Чего вцепился, отпускай.
Хлопнула крышка дивана, и тут же тяжело заскрипели пружины, видно, племянник присел.
Передохнуть решили на четвертом. Тетя Нюся была не тяжелая, но пролеты на лестнице оказались настолько узкими, что каждый раз Юраша и Борис Борисович тихо, сквозь зубы, чертыхались.
Верочка успевала всюду. Она первая спускалась на пару ступенек, подхватывала носилки у Кулябкина, давала ему выйти из лестничного тупика.
— Передохните, — каждый раз настаивала она. — Хватит, Борис Борисыч.
Он упрямился, хотел пронести половину.
— Ничего, еще немного, — говорил он.
На шестом они все же здорово выдохлись и теперь, не сговариваясь, поставили носилки на пол.
— Ну как, тетя Нюся? — спросил Кулябкин, тяжело переводя дух и невольно встряхивая затекшими пальцами.
— Я бы и ногами могла, — сказала тетя Нюся.
— Лежите, лежите, — улыбнулся Кулябкин. — Мы тут начальники.
Краем глаза он невольно видел стоящих около племянника и его жену, но что-то будто бы мешало ему поглядеть на них прямо. Нет, это было не раздражение, не неприязнь — просто хотелось скорее расстаться с ними.
