— А он говорит, нет тока шесть тысяч вольт, — обиженно сказал Володя.
Юраша с презрением скосил взгляд на мужчину.
— Да если и есть такой ток, — стал защищаться Ваня, — то никакой человек его не выдержит. Тут и двести двадцать трахнет, любую матерь вспомнишь.
— Выдержишь, — спокойно сказал Юраша. — Захочешь жить — выдержишь. Да еще спасибо говорить будешь…
Он взвалил на себя носилки и пошел назад, даже не взглянув больше ни на мужчину в ватнике, ни на дворничих.
Племянник тети Нюси лежал в столовой на диване, дремал. Борис Борисович постоял над ним в нерешительности, тронул за локоть.
— Ночь спал плохо, — стал оправдываться племянник. — Она все ходила. Засну на минутку и просыпаюсь.
— Что же тогда «скорую» не вызвали? — упрекнула Верочка.
— Так ночь… — как само собой разумеющееся ответил племянник. — А днем она все уговаривала, что само пройдет.
Борис Борисович что-то хотел сказать, но передумал.
— В больницу придется, — холодно сообщил он.
— В больницу? — удивился племянник и тут же сказал: — Что ж, нужно так нужно. — Он поинтересовался: — А что, серьезное у нес?
— Очень. Придется оперировать.
— Надо же! Вчера еще совершенно была здоровая.
— Всегда так.
— Вот и я болею, — сказал племянник скорее себе, чем Кулябкину. — Сорок четыре, а здоровья нет.
Он поглядел на Бориса Борисовича, попросил:
— Доктор, а нельзя ли мне смерить давление?
Кулябкин хотел отказать, но племянник смотрел на него с такой тоской, что Борис Борисович невольно согласился. Он принес аппарат, наложил манжетку.
— Нормальное.
— Надо же, — удивился племянник, — а я думал, теперь подскочит.
Вошла Дуся, осмотрела полы, нашла все же след от ботинок, стала елозить тряпкой.
— А у тети Нюси серьезное заболевание… — осторожно, точно боясь испугать, начал супруг.
— Подумайте! — Дуся приложила ладонь к щеке. — Да она только что здорова была, по дому помогала.
Борис Борисович не ответил. Он хотел вернуться в спальню, но Дуся спросила:
— И надолго, как вы думаете, болезнь?
— Месяца на полтора.
Глаза Дуси испуганно округлились.
— В больницу берут, — с грустью сказал племянник. — За носилками пошли.
— Так что же у нее: сердце или другое? — с сочувствием спросила Дуся.
— Другое, — резко сказал Борис Борисович.
Тетя Нюся лежала на спине, как прежде, и неподвижно глядела в потолок. Верхний свет был потушен, и теперь ее лицо освещало только настенное бра.
Свет был слабый, и оттого, что на половину лица падал более яркий луч, а лоб и глаза оставались в тени, впечатление было устрашающим, точно они не заметили и как-то проморгали смерть.
